Купленная невеста

Въ Садовникахъ, неподалеку отъ берега Москвы-рки, стоялъ красивый, лтъ пять тому назадъ построенный домъ купца Ивана Анемподистовича Латухина, торгующаго въ Гостинномъ двор краснымъ и панскимъ товаромъ. Домъ семью окнами глядлъ на широкую улицу, имлъ мезонинъ съ итальянскимъ окномъ; крытая тесомъ крыша его, — желзомъ тогда крыли еще мало, — была выкрашена красною краской, а самый домъ былъ окрашенъ въ ярко-желтую, съ блыми отводами вокругъ оконъ и по карнизу. Отъ дома по об его стороны шелъ высокій тесовый заборъ съ массивными воротами, запертыми на замокъ. И заборъ, и ворота съ рзными верхами, коньками и навсами были выкрашены во ту же желтую краску. Длинная скамья, занесенная теперь снгомъ, стояла у воротъ для лтнихъ вечернихъ бесдъ съ сосдями и близкими людьми. Изъ-за забора смотрли на улицу тнистыя лтомъ березы, липы, рябины и тополи, посеребренные теперь инеемъ, печальные и задумчивые. Только что выстроилъ Анемподистъ Калистратовичъ Латухинъ этотъ домъ, только что перешелъ въ него и справилъ новоселье, какъ вскор и умеръ, оставивъ домъ двадцатипятилтнему, не женатому еще сыну Ивану и старух жен. Иванъ Анемподистовичъ наслдовалъ и все состояніе отца, довольно крупное, заключающееся въ капитал, двухъ лавкахъ, въ подгородной земл съ огородами, и въ этомъ новомъ, очень хорошемъ по тогдашнему купеческомъ дом, не говоря уже о «заведеніи», въ вид множества серебра, мдной посуды, одежи, въ вид «Божьяго благословенія» — иконъ въ дорогихъ окладахъ. Умирая, старикъ былъ покоенъ за сына, человка умнаго, торговаго, непьющаго и почтительнаго къ старух матери. Одно лишь безпокоило немного старика, — нежеланіе сына жениться.

— Успю, батюшка, — отвчалъ сынъ на просьбы отца «вступить въ законъ». — Время не ушло.

— Избалуешься, Иванъ, вотъ чего я боюсь, — говорилъ на это отецъ. — Человку едину быти не подобаетъ.

— Я и не закаиваюсь, батюшка, жениться, а только подождать хочу, ну, а на счетъ баловства вы не извольте безпокоиться; кажись, я на такого не похожъ.

Отецъ особенно не настаивалъ, да такъ и умеръ, не дождавшись женитьбы сына. Годъ посл смерти отца надо было выждать, потомъ невсты подходящей какъ-то не было и Иванъ Анемподистовичъ остался холостымъ до двадцати пяти лтъ, что въ тогдашнемъ купеческомъ быту было рдкостью.

Годъ тому назадъ онъ совсмъ было ршилъ «принять законъ» и старушка мать засылала уже сваху въ одно семейство, гд была подходящая невста, какъ вдругъ Иванъ Анемподистовичъ уперся и объявилъ, что жениться пока не желаетъ. Причиной такого измненія ршенія была любовь.

Какъ-то по весн сидлъ Иванъ Анемподистовичъ въ своей лавк и почитывалъ отъ нечего длать академическій календарь, — время было глухое, дворянство все разъхалось по вотчинамъ, а купечество отпировало свадьбы и готовилось понемногу въ Макарьевскую ярмарку. Старикъ-прикащикъ дремалъ въ глубин лавки за кипами товара, а мальчикъ-подростокъ, больше по привычк, чмъ по необходимости, «зазывалъ», стоя у лавки, рдкихъ прохожихъ, выкликивая звонкимъ голосомъ товары и ихъ достоинства.

— Драдедамъ у васъ есть? — прозвенлъ серебрянымъ колокольчикомъ свжій, молодой женскій голосъ у лавки.

— Есть-съ, мадамъ, есть-съ, пожалуйте въ лавку-съ, первый сортъ отпустимъ, у насъ покупали.

Иванъ Анемподистовичъ замтилъ пальцемъ читаемое мсто и поднялъ голову. Передъ нимъ стояла двушка лтъ девятнадцти въ розовомъ холстинковомъ плать, въ сромъ бурнусик и съ блымъ шелковымъ платочкомъ на голов, изъ подъ котораго такъ и рвались, такъ и бжали черные, какъ смоль, вьющіеся и мягкіе, какъ шелкъ, волосы. Смуглое личико двушки было нжно, какъ персикъ, яркій румянецъ горлъ на щекахъ, изъ подъ длинныхъ черныхъ рсницъ смотрли глаза черные, ласковые, мягкіе, какъ бархатъ; румяныя губки чуть-чуть улыбались.

— Есть у васъ драдедамъ? — спросила двушка у Латухина, подходя къ прилавку.

Молодой купецъ уперся руками въ прилавокъ, наклонился немного впередъ, да такъ и замеръ. Никогда еще не видалъ онъ личика боле милаго, очей боле ласковыхъ, стана боле стройнаго и гибкаго. Бывали у него въ лавк и барышни, и купеческія дочери, видалъ онъ въ Москв много хорошенькихъ, но такой не видалъ. Передъ важными барынями и барышнями, которыя едва удостоивали своимъ вниманіемъ низко кланяющагося купца, онъ роблъ, конфузился; купчихи большею частію были очень грузны, неповоротливы и тоже или важничали, или робли, а эта такъ просто говорила, такъ ласково и привтливо смотрла, такъ непринужденно облокотилась одною рукою на прилавокъ, а другою играла кончиками платка. Ручки у нея были хорошенькія, бленькія; на мизинц лвой она носила серебряное колечко съ бирюзой.

— Есть драдедамъ? — повторила она.

Латухинъ очнулся наконецъ. Онъ быстро приподнялъ пуховую шляпу «французскаго фасона», взмахнулъ ею по воздуху, поклонился и отвтилъ:

— Есть-съ лучшій-съ… Антипычъ, покажи драдедамъ… Первыхъ сортовъ…

Задремавшій отъ бездлья прикащихъ Антипычъ не вдругъ пошевелился, тогда Иванъ Анемподистовичъ самъ схватилъ «штуку» модной тогда матеріи драдедама и развернулъ на прилавк.