— В весе прибавились! — мечтательно прошептала мама. — Скорей бы ребят туда! Устрицын-то, ненаглядное дитя, в теле, а вон Левушка Гельман какой худышка, бедненький! Да и ты, капитан, тоже хорош…
— Это зависит… — говорил Бабер. — как вы сами понимаете, от нашей сравнительной близости к центру земного шара. Да, да, да! Это понятно каждому. Всякому. Любому.
Не успели отзвучать эти его слова, как в рубке раздался торжествующий голос Левы Гельмана:
— Ну вот! — кричал он. — Ну вот! Мы так и знали. Мы так и думали с Устрицыным. А помните на той бумажке, которая была в бутылке, там тоже были буквы… Так оно и есть!
— Да, да, да! — визжал и Устрицын. — Так оно и есть. Я тоже сразу же догадался.
— Смирно! Молчать! — гаркнул Койкин. — Если вы сразу догадались, так извольте сейчас же сказать мне таинственным голосом на ухо, где, по вашему мнению, он нас ждет. Приказываю догадаться правильно. Лева, говори ты!
Лева пригнул к себе капитанское ухо. Минуту спустя Койкин громко хлопнул себя ладонью по лбу. — Клянусь крюйт-камерой, клюзом и кливером! — вскричал он. — Ей-ей, это так! Ай да хитропочтенные ребята.
Прошло еще десять минут, и лодка «Рикки-Тикки», определив свой точный курсу двинулась полным ходом… Но… куда?
Глава V. „Шары-попрыгунчики“
Девять суток, не останавливаясь ни на минуту, вращались до этого счастливого момента винты знаменитой лодки «Рикки-Тикки».
Девять суток, то уходя в глубину (потому что, но мнению мамы и ребят, это все-таки была подводная лодка в самом прямом и буквальном смысле слова), то всплывая на поверхность, «Рикки-Тикки» двигалась в «неизвестном направлении».
Она шла со скоростью четырнадцати узлов. Она не заходила ни в какие порты. Она, насколько можно было судить, и вообще не приближалась к земле.
Каждый день дважды, утром и вечером, лодка останавливалась. Ее командир и его помощник, вместе с капитаном Койкиным, поднимались тогда на мокрую палубу.
Командир производил какие-то наблюдения. Закончив их, он докладывал о результате Койкину. Бравый капитан вынимал трубку изо рта, затем клал ее обратно в рот.
— Ага, — говорил он важно. — Ага! Отлично. Приказываю идти дальше!
И лодка снова погружалась.
Девять дней на досуге Лева и Устрицын вдвоем играли в поддавки. Правда, они попробовали один раз принять в игру и капитана, но старый морской и речной волк сразу же начал так плутовать, что играть с ним оказалось прямо немыслимо.
— Молчать! — кричал он в ответ на всякие протесты. — Приказываю плутовать тоже. Кто вам запрещает? И — разве это плутовство? Вот у нас в 1908 году на баркасе «Святой Фома Кемпийский», вот там так было плутовство! Сядут играть, играют-играют, а понять, кто выиграл — невозможно. До того наплутовано.
Девять дней мама приставала к Койкину с вопросом, куда плывет и где находится лодка «Рикки-Тикки»? Но Койкин мрачно молчал.
Наконец она пошла к командиру лодки, высокому молчаливому латышу. Командир засмеялся.
— О, мама! — сказал он. — Это — проще простого. Смотри. Вот наш путь.
И он протянул ей такую бумажку с таким рисунком:
Разумеется, каждый из хитроумных купипских ребят легко может, взглянув на этот чертеж, узнать, где плыла лодка «Рикки-Тикки». Но ни маме, ни Койкину решить эту задачу оказалось не по силам.
Понятно поэтому, как обрадовались они теперь, когда все разъяснилось.
С того самого момента, как, по приказу профессора Бабера, лодка тронулась в дальнейший путь, на ней царило оживление и веселье. Капитан Койкин достал из чемодана гармонику и лихо играл на ней целыми вечерами, а ребята дружным хором распевали куплеты купипского купального гимна:
Наконец, повинуясь приказу председателя Купипа, знаменитого профессора Владимира Оскаровича Бабера, подлёдная лодка «Рикки-Тикки» погрузилась в холодные волны полярного моря у кромки льдов и направилась прямо к полюсу.