— Никому не верь, сын мой, ни единому человеку. Майордома Хуго смени. Он вор и взяточник, он один из тех, кто лишил нас дани от лангобардов. Придется поставить Пипина. Он тоже негодяй изрядный, но решит все вопросы со знатью. И я наблюдал за ним много лет, с оглядкой ему можно доверять. Все остальные герцоги Австразии — жадный, лживый и буйный сброд. Это первое!
— Теперь второе. Саксы! Держи их в узде. Они поклялись платить дань, и пусть они ее платят. Пятьсот коров в год, и ни коровой меньше! Если снова восстанут, утопи эту землю в крови. Не давай им поднять голову, иначе они нас сметут. Уж очень их много.
— Третье! Бавария. Этот хитрый лис Гарибальд притворяется нашим другом и подданным, но он ни одно, ни другое. Воевать с ним не слишком хочется, вроде бы и незачем лезть в его леса. Но меня не оставляет странное чувство. Мои чиновники из Бургундии докладывают, что в его земли уходит караван за караваном с оружием, железом и людьми. Тут что-то не так, сын мой. И последнее!
Король выложил на стол монету из соли.
— Здесь ровно римский фунт. Кто-то делает из соли деньги, и они уже ходят в наших землях. А ведь соль — это и есть деньги, и у кого-то их становится слишком много. А мне не нравится, когда кто-то богатеет без моего разрешения. Такие люди становятся очень опасны. Разберись со всем этим, сын. Я хочу знать об этом человеке все!
Глава 25
Новый год, который тут в январе никто не праздновал, перелистнул страничку несуществующего календаря. Год тридцать восьмой царствования короля Хлотаря, или шестьсот двадцать второй в нашем исчислении. Год, когда император Ираклий отбросит персов почти до Евфрата. Год, когда великий Пророк Мухаммед уведет своих последователей из Мекки в Медину. Год, который и стал первым годом Хиджры, открыв собой новую эпоху. Последний год безраздельного могущества аварского кагана на просторах Восточной Европы. Скрипучее колесо истории уже крутилось с надрывом, и должно было вот-вот развалиться от непомерного груза. Скоро, очень скоро все изменится… Два молодых, сильных и воинственных народа скоро выйдут из своих лесов и пустынь, чтобы сдавить империю клещами со всех сторон.
— А я все равно немного хромаю, владыка! — Деметрий ходил уже целый день, и не мог остановиться. Два месяца лежать — то еще испытание. — Нет, конечно, никакого сравнения с тем, что было. У меня словно крылья выросли.
— Ну-ка, ложись на спину! — Самослав, все медицинские познания которого были основаны на двух ранениях, после одного из которых ему ломали неправильно сросшуюся кость, и на рассказах жены, задумался. Секрет оказался прост. Левая нога после того, как сросся перелом, все равно оказалась чуть короче, буквально на сантиметр. — Вырежи кусок кожи и к подошве рыбьим клеем приделай. Хромать не будешь. И вообще, я не волшебник, я только учусь.
— Вы учитесь на волшебника, владыка? — глаза Деметрия приняли совершенно неприличный размер. Он, видимо, тоже плохо понимал идиомы.
— Забудь, — махнул рукой Само. — Любаву считать быстро научил?
— Быстро? — воскликнул Деметрий. — Да она через час уже считала. Я таких понятливых и не видел никогда.
— Будем из нее бухгалтера делать. Позови-ка мне Любаву, — сказал Самослав служанке. Так поклонилась и выбежала на двор.
Девчонка вошла, опустив глаза в пол. Она явно не знала, куда деть руки. Не красавица, подумал князь, и даже не слишком мила. Невысокая, щуплая, с широким курносым лицом, усыпанным веснушками, она стояла, сцепив добела пальцы, явно робея перед лицом высокого начальства. Тут-то ей и объяснил Самослав, что такое умножение, и даже зачитал таблицу от двух до пяти.
— Поняла что-нибудь? — участливо спросил князь, видя напряженную работу мысли на ее лице.
— Да, княже, — несмело сказала девчонка. У нее был приятный голос, не слишком вязавшийся с неказистой внешностью. — Поняла и запомнила.
— Запомнила? — удивился Самослав. — Ну-ка, повтори.
Любава оттарабанила таблицу умножения, сбившись пару раз. Но тут она поправилась сама и, сложив цифры, вышла на правильный ответ. После этого снова опустила глаза.
— О-хре-неть! — только и смог сказать Само. — Да ты уникум! Ключницей пойдешь?
Та отчаянно замотала головой, отказываясь.
— Почему? — удивился Самослав.
— Не хочу холопкой быть, — в глазах девчонки блеснули слезы. Князь мало обращал внимания на такие мелочи, но по местным обычаям тот, кто соглашался на эту должность, считался рабом. Также, как и тот, кто брался работать без ряда, то есть договора. Работаешь бесплатно — значит раб.
— Хорошо, не будешь холопкой, — сказал князь. — Ряд заключим, жалование тебе положу. Согласна?
— Согласна! — блеснула мокрыми глазами Любава и упала ему в ноги, обняв их. — Спасибо, княже, век не забуду! Всех богов за вас молить буду!
— Латыни ее обучи, — сказал Деметрию Само. — Ей потом чтение и письмо нужно будет освоить.
— Да я уже начал, владыка, — признался тагматарх. — Я же за два месяца от скуки чуть с ума не сошел. А девчонка умная на редкость, все на лету схватывает.