Молодая жена сжала его руку в ответ, и выпрямила спину. Если бы Само мог видеть ее лицо, то заметил бы, как упрямо сжались ее губы, и как складка залегла между густых бровей. Раз боги дали ей шанс, она сдаваться не собиралась. Она будет счастлива назло этим сукам, глумившимся над ней, сколько она себя помнила.
Свадьба разгоралась все сильнее, а ведуньи рода обвели молодых вокруг священной березы, посыпали их зерном и повязали их руки веревкой в знак того, что они теперь муж и жена. Впереди был свадебный пир, на котором жених и невеста в цветочных венках на голове должны были сидеть как истуканы, пока гости говорили здравицы, дарили подарки, получали подарки, пили, ели и шутили с разной степенью вольности. Разрезали каравай, который стоял перед женихом и невестой, и отнесли половину на капище. Гости все еще ели, пили и смеялись, а уставшему до предела жениху казалось, что весь этот ужас не закончится никогда. Песни лились без остановки, что для современного человека, который не мог напеть ничего длиннее двух строк, было удивительно. Вот тебе и неграмотные дикари! Хмельные гости орали:
Наконец, вынесли кашу, что служило недвусмысленным намеком на то, что молодым пора уединиться. Ушлая бабенка затянула песню:
Молодые встали и удалились в избу, где была расстелена постель. В спину им неслись не слишком приличные пожелания и речевки вроде такой:
Само закрыл дверь избы, слегка заглушив шум праздника, который волной несло все дальше с каждой выпитой чашей. Его жена сняла фату с лица и опустилась на колени. Само выставил вперед ногу в сапоге, его уже посвятили во все тонкости свадебных обычаев, и он был под впечатлением от их сложности и многообразия. Людмила сняла с него один сапог, потом второй, и вытащила плетку, которая по обычаю была в этот сапог вложена. Опустив глаза, она подала ее мужу. Само легонько шлепнул ее пониже спины, и притянул девушку к себе.
— Готова? — шепнул он ей на ухо, чувствуя, как испуганным воробушком колотится ее сердце. — Не бойся, все будет хорошо.
Она закрыла глаза, и неумело обвила руками его шею.
Минут через тридцать в дверь требовательно застучали. Теперь уже законных мужа и жену требовали к столу, где они могли, наконец, поесть. Вечер был в полном разгаре, и Само собрал волю в кулак. Этот день нужно было просто пережить.
Глава 14
— Какой-то я неправильный попаданец, — размышлял Само, обнимая доверчиво прильнувшую к нему жену, которая уютно посапывала рядом. Она была прекрасна и во сне тоже, и Самослав никак не мог насытиться ей, хотя медовый месяц давно уже прошел. Но он хотя бы вздрагивать перестал от ее вида, словно мальчишка в пубертатном возрасте.
Конец зимы был временем, когда размышления и рефлексию можно было позволить себе безнаказанно. Самослав построил себе терем, в котором было аж четыре комнаты, и это стало символом его власти и признаком грядущих изменений. Он построил еще и баню, и эта мода помчалась по окрестным племенам со скоростью лесного пожара. Ямы были полны зерном, а кладовые — солью. В вырытых загодя погребах висели на крюках копченые окорока и соленая рыба. Там же стояли кадушки с салом и солеными грибами, которых в окрестных лесах было неисчислимое множество. Сытая жизнь настала у родовичей, а потому молодой князь, укрытый одеялом из медвежьей шкуры, предавался безделью и лени, хотя солнце уже встало. Он пахал все лето, как проклятый, и сил на раздумья у него не оставалось совершенно. А ведь он уже и забыл почти, что родился в двадцатом веке, что лет ему столько, сколько здесь не живут, а интеллектуальный багаж у него по местным меркам такой, что втроем не унести.