В главном зале открывались четыре хода. Первый оканчивался пропастью, дна отец и Гролег рассмотреть не смогли. В первом предпринятом ими исследовании их спасло только то, что шли они с огромной длины канатом, который до сих пор оставался в пещере. Канат крепился к одному из валунов, а отец и Гролег шли обследовать катакомбы, постепенно разматывая веревку. Тогда отец чуть не свалился, только Гролег, вовремя среагировавший и дернувший на себя канат, спас их обоих. Дальше исследовать этот проход они не стали, рисковать и проверять пропасть никто не хотел. Второй проход оканчивался тупиком, постепенно сужаясь до щели, пролезть в которую не представлялось возможным. Третий проход на первый взгляд также оканчивался сужающимся постепенно проходом, но здесь, пройдя узкое место, можно было попасть в чудесную по красоте комнату, в которой тихонько капала вода и в свете факелов загадочно поблескивали сталактиты. Четвертый проход оканчивался целым подземным озером, по которому, имейся здесь лодка, можно было поплавать, но озеро решили отложить на потом, отметив, что здесь есть источник пресной воды.
Тайник находился в третьем проходе. Гаррен, показав главный зал, тактично предложил Дорну вместе с ним подождать на площадке перед пещерой. Площадка располагалась в тени, а в пустыне, как ни странно, были достаточно холодные ночи и прохладные утра. Старые друзья решили развести небольшой костер и приготовить что-нибудь горячее на обед, я же остался один на один с собой в огромном главном зале. Тут же вспомнился отец, его рассказы, но я отогнал эти мысли подальше, сейчас главное — дело.
Третью пещеру я нашел легко — проход, как и рассказывал отец, вначале был широк и удобен, но потом начал сужаться. Сначала пришлось идти согнувшись, спина здорово ныла, но дальше пошло еще хуже — я был вынужден опуститься на четвереньки и ползти. Черт, зачем отец оборудовал тайник здесь? Масляная лампа, которую вручил Гаррен, покопавшись в одном из углов главного зала, реально поднадоела, переставлять ее впереди себя было занятием нудным, муторным и иногда даже опасным. Пару раз из-за проклятой лампы я чуть было не плюхнулся лицом в твердую скальную породу, а количество ссадин на руках и ногах превысило все разумные пределы.
Через пятьдесят метров ползания на карачках пришлось вообще ползти на брюхе. Как здесь передвигался отец — большой вопрос, я и то протискивался с огромным трудом, но папа, видимо, тут реально оставлял два-три слоя кожи. Наконец, потеряв литров сто пота и истрепав нервы на год вперед, я с облегчением выполз в просторный зал. И замер… На самом деле в мерцании сталагмитов было что-то магическое. Несколько секунд полюбовавшись открывшейся картиной, я напился из чаши, которую отец сделал на верхушке отломленного сталагмита, и стал возвращаться обратно. Отец в плане конспирации повел себя как реальный параноик: хранилище находилось в пятидесяти локтях от зала. Поэтому, чтобы найти его, нужно было сначала найти зал, а потом проползти обратно пятьдесят локтей, используя для измерения спрятанную веревку. Понятно, что мерить расстояние, ползая на брюхе, довольно трудно, ну, хоть какой-то ориентир.
В общем, после еще получаса мучений вожделенная выемка была найдена. Закрытый несколькими тщательно подобранными камнями схрон содержал два мешочка. Золото мерзавца казначея было здесь. Оно принесло толику облегчения, давая надежду на решение моих проблем, но в то же время вызвало волну ненависти против тех, кто за эти кругляшки убил моего отца и близких людей. Обратный путь оказался намного труднее, мешки весили немало — две тысячи золотых это не только состояние, но, как оказалось, еще и огромная тяжесть.
— Я все нашел, Гаррен, золото зде… — прозвучала моя победная реляция, но оборвалась, сменившись ступором.
Гаррен, до этого флегматично вертевший в руках свой заряженный арбалет, выстрелил в упор в сидящего напротив него Дорна. Дорн привалился к скале, оперенный конец болта торчал у него из шеи.
— Заче-э-эм?
— Так нужно, мальчик, прости, но другого выхода нет. Пойми, Черный барон дожмет нас, ты не ровня ему, и вся эта возня для него — мелочи. Если он принял решение тебя убить, то дергаться бесполезно. Твой отец еще мог подключить связи, друзей, но у тебя, мальчик, шансов нет. А мне надоел постоянный риск, страх за свою жизнь, роль этакого гвардейца в прикрытии. Эти две тысячи, которые сохранил твой отец, — это дом в столице, старость обеспеченного рантье, жена, дети — это то, чего у меня никогда не было. Алекс, прости, я вынужден это сделать, — во время этой речи второй арбалет Гаррена, снаряженный смертоносным болтом, в упор смотрел на меня.