Купание голышом

— То есть формально это не спасение? — спросила она. — Хотя мне в некотором роде нравится сама идея, что меня спасли.

— Осторожнее — плита, — посоветовал Странахэн.

Каждый кусок рыбы сначала отправлялся в миску с хлебными крошками, затем на сковороду. Джои слышала шипение всякий раз, когда филе приземлялось в горячее масло; она насчитала восемь кусков и задалась вопросом, хватит ли на двоих. Никогда еще она не была так голодна.

— Расскажи мне о себе, Мик. Обещаю никому не выдавать твои мрачные секреты, — сказала она.

— Как ты себя чувствуешь? С глазами получше?

— Не узнаю, пока ты не снимешь с меня эту дурацкую повязку для слепых.

— Это не повязка для слепых, — сказал он, — и ты можешь снять ее, когда захочешь.

Он отрезал полосу от полотенца, намочил ее в прохладной пресной воде и соке алоэ и осторожно обмотал Джои лоб. Часом раньше она упрямо пыталась самостоятельно обойти вокруг дома, споткнулась о мешок с собачьим кормом и чуть не сломала лодыжку.

— Я даже фамилии твоей не знаю, — сказала она.

— Странахэн.

— И чем же вы занимаетесь, мистер С, не считая того, что выуживаете девиц из глубокого синего моря?

— На самом деле там не глубоко. В том месте, где я тебя нашел, — футов двадцать.

— Ну все, хватит. Ты решил испортить мне приключение, — сказала Джои. — Достаточно и того, что я обязана жизнью какому-то растаману-контрабандисту. Теперь ты говоришь, что я в момент моего так называемого спасения была минутах в пяти от пляжа.

— Тебе полегчает, если я скажу, что на прошлой неделе видел там пятнадцатифутовую акулу-молот?

— Смеешься?

Странахэн покачал головой:

— Я серьезно. Она завтракала скатами.

— Ну дела.

— Предпочитаешь сок лайма или соус-тартар? — спросил он.

— И то и другое. — Джои слегка подскочила, когда он взял ее за руку.

— Все в порядке, — сказал он и отвел ее на улицу, на деревянный настил к столу для пикников. Внезапно хлынул свет, Джои вздрогнула, и Мик велел ей оставить повязку. Джои самостоятельно нашла еду, сожрала четыре куска люциана и две порции черной фасоли с рисом, после чего Странахэн принес ей кусок лимонного пирога и холодное пиво.

— Лучшая трапеза в моей жизни, — заявила она, нашаривая очередную салфетку.

— По-моему, ты скоро оклемаешься.

— Что это за звук? Вертолет?

— Да. Береговая охрана, — подтвердил Странахэн, наблюдая, как рыжеватое пятнышко вдали пересекает залив.

— Может, это они меня ищут, — сказала Джои.

— Вполне возможно.

Она беспокойно заерзала.

— Может, внутрь пойдем?

— Почему? — спросил Странахэн.

— Солнце садится, да? Я чувствую, что холодает. Он сегодня красивый? В смысле, закат?

— Никогда не видел некрасивого заката.

— Завтра я сниму полотенце и наконец узнаю, как ты выглядишь, — сказала Джои. — Я думаю, Клинт Иствуд средних лет.

— Тогда тебя ждет большое разочарование.

— Но ты ведь высокий? — спросила она. — Тебе под полтинник?

— За.

— Седина на висках?

— Хочешь еще пива?

— Нет пока, — сказала Джои. — Дай мне опять свои руки.

Странахэн засмеялся:

— Не стоит, они все в рыбе.

— Ты ешь руками! Мне это нравится.

— Мои застольные манеры оставляют желать лучшего, — сказал он. — Побочный эффект жизни в одиночестве.

— Сколько раз ты был женат? — спросила Джои. — Я знаю, это ужасно грубый вопрос, но я кое-что подозреваю.

— Шесть, — ответил Странахэн. — Шесть раз. — Он встал и начал убирать тарелки.

— Господи Исусе. Я-то думала, три.

— Вот видишь, я полон сюрпризов.

— Как так получилось? — спросила Джои, но в ответ услышала только грохот двери. Через несколько секунд в доме побежала вода и забрякали тарелки в раковине. Когда Странахэн вернулся, Джои извинилась.

— За что? — спросил он.

— За назойливость. Я поняла, что ты разозлился, потому что ты стукнул дверью.

— Да нет, просто петли заржавели, к чертям собачьим. — Он всунул ей в руку холодную бутылку. — Хотя, по правде сказать, шесть бывших жен — не повод хвастаться.

— По крайней мере, ни одна из них не пыталась тебя убить, — сказала Джои.

— Одной это почти удалось.

— Что, правда? Ее посадили?

— Нет. Она умерла.

У Джои сперло дыхание. Она надолго приложилась к пиву.

— Расслабься, ягодка. Я ее не убивал, — сказал Странахэн.

— Кем она была?

— Когда я ее встретил? Официанткой, как и все остальные.

Джои не удержалась и захихикала:

— Ты был женат на шести официантках?

— Вообще-то на пяти. Последняя была телепродюсером.

— Ох, Мик…

— И поначалу они были просто восхитительны. Обычно все шло вкривь и вкось по моей вине.

— Но о чем ты думал? То есть, когда добираешься до цифры шесть…

— Да ни о чем я не думал, — сказал Странахэн. — Какие раздумья, когда любовь? Сама знаешь.

Джои Перроне откинулась назад и повернула забинтованное лицо к закату.

— Наверняка все небо розовое и золотое. Господи, я, наверное, ужасно выгляжу с этой повязкой.

— Чаз — это твой первый муж?

— Второй. Первый умер. — И быстро прибавила: — Несчастный случай.

— Фигово.

— Он был биржевым маклером. А Чаз — биолог.

— Мокрецы тебя скоро сожрут с потрохами, — сказал Странахэн. — Давай вернемся в дом.

— Забавно, глаза по-настоящему болят, только когда я плачу, — сказала она. — Жаль, не могу остановиться.

— Пойдем, возьми меня за руку.