Кумир

– Он отравляет меня. Душит. Я была так счастлива, пока он не объявился в России. Я не думала о нем, не вспоминала и была уверена, что мы никогда больше не встретимся. Но стоило ему поманить, и я полетела, как мотылек на огонь. Насть, может, у меня никогда не получится избавиться от него?

– Не говори так. Может, тебе надо было, чтобы он приехал, чтобы ты убедилась в том, насколько он неподходящий человек. Теперь ты можешь поставить точку окончательно и бесповоротно.

Я вспомнила слова Марка – он тоже хотел, чтобы мы с Тони поговорили и раз и навсегда все выяснили. Но эта неделя только больше запутала меня. Я жила до этого спокойно, сделав вид, что никогда его не знала.

– Знаешь, после того как ты вернулась из Лос-Анджелеса, ты замкнулась. Я не трогала тебя, потому что понимала, что тебе надо отгоревать. А потом вы начали встречаться с Сашей, и ты как будто вычеркнула те месяцы с Тони из памяти. Но ведь это так не работает. Вам правда надо поговорить и расстаться навсегда.

– Ты, случаем, не Сашина сестра, которую разлучили с ним в раннем детстве? – спросила я, подозрительно покосившись на подругу.

– С чего ты взяла?

– Ты сейчас очень была на него похожа. Он тоже часто говорит важные и правильные вещи, но от этого ужасно раздражающие. – Я вздохнула и, помолчав, добавила: – Я чувствую себя такой глупой.

– Видеть в людях лучшее – не глупо. Верить, что они могут измениться – тоже. Посмотри, сколько вокруг тебя хороших людей! Они любят тебя за твое доброе сердце.

* * *

Спустя полчаса я снова сидела в такси и ехала к Тони. Я не горела желанием с ним видеться, но готова была все перенести. Один день. Последний. К тому же Настя права – нам с ним давно пора поставить жирную точку.

– Привет, Джулс. – Он ждал меня в холле за столиком и пил кофе. На его левой скуле красовался кровоподтек, как от удара.

– Что случилось? – спросила я.

– Да так, сцепился с одним парнем.

– И когда ты только успел? Опять вчера напился в баре? – покачала я головой. Я старалась говорить буднично, прогоняя воспоминание о его губах и своей совершенно недостойной реакции на них, – как будто ничего и не было.

– Дурное дело нехитрое.

– Чем займемся? Хочешь, пойдем в галерею, или в Исторический музей, или…

– Нет, – он покачал головой. – Своди меня лучше в свое любимое место. Хочу запомнить ту Москву, которая нравится тебе. А достопримечательности оставим на следующий раз.

Его просьба удивила меня, но я согласилась, и мы поехали в Измайловский парк. В студенческие годы мы часто тут гуляли компаниями, да и в детстве с родителями приезжали. Мне всегда нравилось это место. Я любила кататься по дорожкам парка на велосипеде, а потом есть сладкую вату. Аттракционы привлекали меня мало – в детстве я была слишком пуглива, чтобы ими наслаждаться, а сейчас у меня хватало способов пощекотать нервы и без «американских горок» – ведь они были прямо здесь, рядом со мной. Зато мне нравился «Теремок» – как я называла Измайловский кремль, когда была маленькой. Красивый, как будто сошедший со страниц народных сказок. Но сегодня у меня была определенная цель.

– Колесо обозрения? Серьезно? – Тони задрал голову, рассматривая огромное сооружение.

– Очень серьезно, – кивнула я. – Одно из старейших колес в Москве. Такого вида больше нигде нет.

– Ты, наверно, шутишь.

– А вот и нет, – ответила я и направилась к кассе.

Я знала, что он боится высоты, и прекрасно помнила тот день, когда мы катались на колесе обозрения в Санта-Монике, тогда мне казалось это таким романтичным жестом – впрочем, так оно и было. Когда Тони попросил показать значимое для меня место в Москве, я сразу подумала о колесе, потому что любила весь город, особенно смотреть на него с высоты. Мне нравилось то, какой он необъятный, многоэтажный и зеленый. Я любила смотреть вдаль, зная, что не увижу даже края Москвы, и то, насколько она большая – как целое государство, – внушало мне трепет. Не скрою, я хотела заодно и немного помучить того, кто доставлял мне так много неприятностей.

Мы забрались в кабинку и оказались одни на узкой скамейке. Я только сейчас поняла, что очутилась запертой наедине с Тони, и сбежать не смогу, пока мы не сделаем круг. Мне вдруг стало трудно дышать.