Вдруг, дескать, мифы обернутся истиной, и встреченный петербуржец взаправду окажется вежливым и культурным – а именно эти свойства приписывают потомкам фантазий царя Петра. Хотя вежливость и культурность могут быть оболочкой самого отборного варварства и жестокости, в русских мечтах культура – противоположность варварству. Помню, в молодости жила на первом этаже блочной пятиэтажки, в новостроечках, и злосчастные опойцы все время звонили в квартиру и просили у меня стакан. «Слушайте, для чего вам стакан???» – не утерпела я однажды. «Что ты, мамаша, – ответил человек с реально синим лицом (последствия употребления внутрь спиртосодержащих смесей для наружного употребления). –
То есть не из бутылки хлебать в одно рыло, а собраться с товарищами, отмерить и налить в стакан, вздохнуть, сказать что-нибудь правильное, а потом только выпить.
Это просто сама Россия устами петербуржца-ленинградца мне ответила тогда, что такое культура. Россия вымечтала и отчасти воплотила целый город-«стакан», где жадное и немедленно удовлетворение инстинкта может быть превращено в таинственную и прекрасную церемонию.
Встречаешь иной раз такое рассуждение: вот у нас рабская Московия с лютыми московскими государями – а вот чудом возникший европейский город-призрак. Но разве именно с Петербургом, задуманным лютым московским государем Петром Алексеевичем, Московия не вырвалась из рутины, не опровергла все заскорузлые штампы восприятия себя в мире? Московия могла, подобно средневековому Китаю, замкнуться в себе и блистательно продремать несколько веков, но и полувека не провела в ритуальных снах, без реформ и перемен. Петербург – это и есть саморазвитие России из провинциальной державы в империю, на «отлично» выученный и сданный урок
Тезис «Санкт-Петербург – европейский город» вроде бы что-то означает. Но ведь «европейских городов вообще» не бывает, всякий город имеет прежде всего национальность. Петербург – русский город, возникший из идеи
Живое диалектическое единство противоположностей «Россия – Европа», взятое в образе Петербурга, с чувством меры и в пространстве культуры, по-прежнему работает на творческое развитие общего целого – и отдельных людей. Россия вовсе не хочет «стать Европой» – Россия хочет «сбычи мечт» заветных о том, чтобы «все было по-культурному». А если действительность толкает нас к отчаянию, мы вслед за Поликсеной Соловьевой вправе призвать на помощь все того же «невысокого, в плаще, с кудрявой головой…»
И он непременно поможет, пошепчет сладостные строки – но, конечно, только тем, кто их расслышит и кому еще можно помочь.