Читаем Культура и быт полностью

Вот почему мы с большей легкостью говорим о быте мелких социальных групп кочевников, звероловов, землепашцев, кустарей, торговцев, чем о быте нации, государства и, наконец, класса. Чтобы быт сложился, необходимо, чтобы коллектив, в котором он отлагается, отличался большою устойчивостью связей и сознание членов этого коллектива было бы подчинено традиции.

Там, где фетишизм былого опыта господствует — отлагается и наиболее прочный быт. Фетишизируя вещи, навыки, приемы, обрядности, сознание сохраняет их, хотя бы была нарушена связь между социальной потребностью и той или иной бытовой формой. Даже, когда социальные потребности диктуют современное изменение навыков, приемов и обстановки — этот бытовой уклад ощущается, как могучий реакционный фактор, и нужны революции, чтобы его сломать. Быт — существующий не потому, что таких именно форм требует учет действительности и методы стройки этой действительности, а исключительно в силу инерции, в силу освящения авторитетом времени и социальной среды, представляет собою реакционнейший фетиш. Для диалектики живой действительности такой быт является глыбой, которую даже революциям не сразу удается взорвать, так он живуч в своей косности. Отложившиеся в сознании привычки, вкусы, взгляды, — одним словом, вся психология быта — тормозят введение новых организационных форм, диктуемых эволюцией и перемещением центров тяжести производственных взаимоотношений.

Сознание, созданное бытом, в свою очередь, становится фактором, отрицательно давящим на бытие. Сознание в этом случае пытается определять собою бытие. И, наоборот, если мы имели непрекращающееся изобретение наиболее совершенных форм, в которых человек располагает всю цепь своих повседневных дел, если эти формы строятся в строгом соответствии с производственной тенденцией, то мы имеем быт, утерявший свой косный элемент и усвоивший элемент становления, — имеем диалектически ощущаемое и строимое бытие. Класс-строитель, пролетариат, устанавливая новые общественно-экономические связи на основании строгого учета действительности, ища материалы и формы по всему горизонту пройденной человечеством истории и расценивая их с точки зрения классовой целесообразности, но отнюдь не фетишизированной традиции, — с таким же учетом должен подойти и к быту. И, если в предшествующие эпохи быт был укладом не только материальным, но и психологическим, если в быту накапливались в порядке традиции культурные установки и с особенной легкостью и прочностью оседали навыки, лежащие за пределами чисто производственной деятельности (воспроизводство — семья, авторитарные связи — религия, условные формы человеческого общения — обряды) и, наконец, если быт вне зависимости от целесообразности образующих его элементов ценился именно в меру своей прочности, инертности, нерушимости, то — в новом бытии, строимом пролетариатом —

1) Будет все сокращаться сфера бессознательного оседания форм.

2) Высокая экономизирующая роль автоматизации (социальных рефлексов) будет учтена; автоматизация форм, где надо, будет культивироваться, но с тем, однако, чтобы врастание привычек в сознание не тормозило замены этих привычек новыми, если таковые окажутся в новых условиях нецелесообразными.

Сам т. Троцкий оговаривается в своей статье, что в эпоху пролетарской диктатуры кору быта поминутно будут проламывать новые приемы и навыки. Это проламывание неизбежно должно будет стать перманентным. И, если это проламывание будет сознательно диктоваться, если быт будет взят в обработку и коре противопоставлена проламывающая ее новая, подвижная, более совершенная организационная форма, — то не является ли определенным фактом пролетарской культуры самый такой подход к быту, взятие его в сознательную переделку, — подход, которого не знали предшествующие нам эпохи?

Итак, для нас культура — строительство пролетарской боеспособности. В этом случае философия культуры (абстрактно-ретроспективная система оценок) сменяется социальной технологией, изучающей реакции той или иной социальной среды на изменение производственных взаимоотношений, установление и распад социальных связей, а равно и силу и характер стимулов, эти процессы обусловливающих. К социальной технологии примкнет социальная инженерия — наука, которая, пользуясь данными социальной технологии, поставит своею целью практическое изыскание и приспособление к конкретным условиям наиболее целесообразных форм социальных связей и классового действия. Быт, т.-е. устойчивые формы повседневного действования — будет в этом случае мыслиться как целевая установка, как сумма навыков и сноровок, приемов и организационных систем, начиная с распределения вещей и кончая распределением времени и манерой мыслить и чувствовать.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология