Культ праха

Разумно предполагая, что северные аборигены, разговаривающие на своём языке, его не поняли, он хотел броситься на великанов с боем, но у него не нашлось сил даже пошевелиться. Его тело крепко сковал холод.

– Для нас ценно то, что находится внутри этого сосуда, – степенно ответил тот самый – главный из них.

– Вы понимаете мою речь? – ужаснулся Руди.

– Мы все говорим на одном языке, если в этом есть необходимость. Не путай нас с дикарями, одним из которых являешься ты сам. Мы – дети Великого Духа Альель. Каждый из нас и есть Альель. Мы ведаем о прошлом, настоящем и знаем то, чему только суждено появиться – все возможные варианты и те, которые определённо образуются в будущем для развития необратимых событий и процессов.

– Мне это ни о чём не говорит.

– Не смей проявлять дерзость по отношению к Гальягуду! – гневно произнёс самый суровый из них.

Пытаясь отстоять великую честь главного, самый суровый из них схватил Руди за грудки и стал угрожающе смотреть в глаза схваченной им будущей жертве. Он не предпринимал никаких действий, однако, с явным нетерпением ждал нужного ему приказа Гальягуда. Всем своим естеством он показывал решительную готовность выбить из Руди скудные остатки жизни. Это был самый злой из самых злых людей, с которыми Руди сталкивался в своей жизни, с самыми злыми глазами и очевидно самыми злыми намерениями. В беглом сравнении, которое он мог себе позволить, Бык и мутная команда судна «Джуди» казались самыми добрыми и отзывчивыми представителями северных широт. Он не видел другого выхода, кроме как сдаться явно великой силе и позволить самому злому человеку выбить из него те действительно скудные остатки жизни, на которые тот так охотно посягал. Почуяв слабость и смирение своей жертвы, злой человек разъярённо встряхнул Руди, очевидно рассердившись на то, что слабое и обречённое существо не имело намерения хоть как-то ему сопротивляться.

– Оставь несчастного, Вугго, – приказал Гальягуд, – мы не в обиде на него.

Вугго не посмел ослушаться Гальягуда, хотя внутренне он не понимал и не принимал его решения. Злой человек отпустил Руди и ушёл к своим – наверное, таким же безжалостным варварам, которым, к счастью, до Руди не было дела. А вот Гальягуд всё ещё стоял рядом, и это едва ли предвещало что-то хорошее. Склонившись над Руди, он произнёс:

– Мы покидаем тебя, не отнимая честь, с которой ты пришёл на наши земли. Ещё немного и Альель вознаградит твоё терпение. Смерть будет тебе в радость. Ты прошёл достойный путь. Всё было не напрасно. Благодарим тебя за твой подарок – он бесценен. Её мы ждали сотни лет.

– Зачем?

– Тебе не нужно знать.

Не прощаясь, Гальягуд оставил его. Все они бодро направились к своим спасительным одеждам. Это были огромные купола, обтянутые шкурами диких неведомых зверей, надевая которые незнакомцы прятались от опасностей Севера. Снаружи были только их головы, причудливо выныривающие сверху. Эти странные и смешные одежды были их отличительным атрибутом среди народов Лальдируфф, надёжной защитой от холода и нападений врага, которого они так ни разу и не повстречали, их единственной личной вещью и домом.

Гальягуд торжественно нёс бесценный подарок Руди. Рядом с ним шёл тот, кто отыскал урну. Ему полагалось поощрение за находку, и он обрёл новый статус в их сакральном обществе – его слово стало весомым. Теперь он мог говорить всё и всегда быть услышанным.

– Почему мы бросили его умирать? – спросил он Гальягуда, впервые пользуясь своим правом.

– В нём почти не осталось жизни. Он принадлежит смерти, – ответил Гальягуд.

– Я видел в его глазах тот блеск, которого нет у умирающего человека.

– Ты ошибся, Уллиграссор.

Почуяв перспективы новых возможностей, Уллиграссор решился на протест, не сомневаясь в верности собственного убеждения.

– А если я не ошибся? Он – посланник, отдавший нам этот великий подарок, которым и сам немало дорожил. Бросив его на верную, и, возможно, несвоевременную погибель, мы осквернили тот дар, без которого нам не обойтись на пути к нашему счастью. Своим низким поступком мы доказали, что не достойны возвращения.

– Это решит Альель, – сурово произнёс Гальягуд, явно сожалея, что Уллиграссор обрёл силу собственного слова.

Остальные из необыкновенной группы шли следом, внимательно слушая неприятный для них разговор. Все они, а особенно Вугго, поддерживали Гальягуда и были очень злы на Уллиграссора. Это не означало, что они поддерживали Гальягуда. Им требовалось время, чтобы привыкнуть к мнению Уллиграссора, как и вообще ко всему, что он скажет в будущем. Они понимали, что и Гальягуд, и Уллиграссор одинаково правы, и это стало серьёзным препятствием в самом начале их торжественного пути. Их противоборствующие истины не позволяли им двигаться дальше.

– Альель должен решить его судьбу прямо сейчас, – предложил Уллиграссор.

– Это невозможно, – сказал Вугго.

– Не делись с нами придуманными тобою ограничениями, Вугго! – не выдержал Силгур – самый мудрый из них, – Уллиграссор прав. Мы определили участь этого дикаря, хотя такие решения на землях Лальдируфф принимает только Альель.