Читаем Куль хлеба и его похождения полностью

Косой разрез земли сделал то, что посредством пустот, оставленных между всяким пластом, и через них воздух, находящийся в земле, входит в непосредственное соприкосновение с нижнею частью вспаханных пластов. Эти пустоты сберегают также ту воду, которая осталась в земле после дождей. Когда эта влага от жары испаряется, почва еще более размягчается: земля мало-помалу садится и наполняет собою эти пустые пространства. Кроме того, здесь является больше мест сообщения с атмосферным воздухом. Таким образом, во всех почвах, которые должны быть разбиты и размягчены, откидывание земли накось представляет самые большие удобства. Только земли рыхлые могут в этом случае представлять кое-какие затруднения.

Натирает на руках мозоли наш пахарь в первый раз осенью — это взмет или подъем, потому что на этот раз надо пахать поглубже: придет мороз — самый лучший пахарь — постарается сделать землю рыхлее и мягче. Весною над осенней пахотой мужичок ломает плечи и мозолит руки во второй раз — это двоит. После того как навозит он со двора навозу — троит, пашет в четвертый раз — это вспашка посевная.

Хорошо сдобную булку съесть, немудрено сжевать и проглотить наслащенную сахаром, но до булочки еще далеко, мы и половину дороги не осилили. Пойдем поскорее.

На вспаханное поле напустили бойкую, легкую на ходу, шаловливую борону. Связана она из двойных продольных и тройных поперечных грядок в виде решетки, скреплена древесными кореньями, в которые забиты и закреплены деревянные зубья. — Сито вито о четыре угла, пять пятков, пятьдесят прутков, двадцать пять стрел — как говорит замысловатая народная загадка. Бегает она по полю, виляя из стороны в сторону, и, как гребень голову, прочесывает борона землю: выдирает камешки, выравнивает поле, вычесывает из земли сорные травы. Бегая по взрытому полю, когда уже на нем стало много точек соприкосновения с воздухом, борона производит еще более чувствительное действие, чем она сделала бы это на гладкой поверхности. — Уже да глубже, — говорит борона сохе. — Шире да мельче, — отвечает соха бороне. С бороной дело легкое, ребячье: будет ли она с железными зубьями для твердой почвы, будут ли на ней положены камни или встанет на нее мальчик, чтобы была борона тяжелее и расчесывала землю глубже. Бороне, однако, не дают полной воли по старинному правилу оставлять на поле глыбы. Глыбы защищают молодые всходы от солнца и ветра; глыбистое поле лучше нагревается; гладкое поле, как зеркало лучи света, отбрасывает тепловые лучи назад. Под глыбами, распавшимися от солнца и от дождей, как под покрышкой, укрываются молодые растения от всяких бед и напастей, когда начнет оседать поле и могут при этом обнажиться корни хлебов.

После бороны земля, как пух.Постель мягкая, колыбель теплая для зерна готова.Вышел сеятель сеять.<p>Глава III Хлеб сеют</p>

Вышел сеятель сеять, — и замерло сердце: что-то будет? На хлеб вся надежда, да на нем же бед и напастей столько, что и не пересчитать всех. Бывает на хлеб недород, а затем и голод и на людей голодная смерть. Может быть полон двор, а может быть корень вон. Может хлеб позябнуть на корню от ранних морозов; в малоснежную зиму — от лютого холода: намочат осенние дожди землю, да вдруг сорвется сухой мороз без снегу — зерно обволочется льдом, как стеклом, — и сопреет, нет ему никакой защиты, не стало ему тепла и угревы под пушистыми снежными сугробами. Гниет хлеб на корню от обильных дождей; заливаясь ими, он мало подымается, не доходит зерном. Может, однако, и подняться, и налиться зерном, да выпадет бешеный град, исколотит солому, выбьет ее с корнем и повалит гнить на корм свиньям. Нападает летучая мошка, подбирается ползучий червь и поедает хлеб в зерне и наливах. Как не замирать сердцу на этот раз? Когда начали сеять озимые, стаскивали ветхого старика с печи — старинного пахаря. У него голова не держится на плечах, руки не владеют и зерен в горсти сдержать не могут. Поддержали ему руку одни, потрясли ее другие:

— Посей ты, дедушко, первую горсточку на твое стариковское счастье, на наше бездолье. Посей, ради самого истинного Бога!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология