Читаем Куль хлеба и его похождения полностью

В посаде живут учрежденные Петром лоцманы в опрятных двухэтажных домах, на мещанских правах и обычаях и на мещанскую стать даже снаружи. Ходят лоцманы в длинных сибирках, подпоясанных кушаками. Снимет на работе сибирку — он в красной рубахе с напуском на панталоны сверху рубахи и в жилетке с металлическими пуговицами. Народ солидный, осанистый, здоровый и крепкий, знающий себе цену и очень разумный (Екатерина II, порывавшая здесь, увеличила их число до 120, теперь их уже 200 человек). В посаде пришедшие сверху суда испытываются, то есть измеряется посадка, ширина и длина барки. Сидеть в воде она имеет право от 8 до 12 вершков. Она не выходит вперед, дожидается очереди. Не в очередь пускают барки только с ненадежным и опасным товаром, каковы, например, яйца и живая рыба.

До спуска бережно скопленной воды в озере Мстино, из которого вытекает река. Мста представляет русло, закиданное камнями, как сказочное поле после богатырской сечи: по каменным переборам можно перейти на другой берег, не замочив ноги; между грудами огромных камней позволяется бродить безопасно, и в иных местах мудрено выискать место, где бы искупаться. Мста в мелководье — куриное перебродище. По спуске шлюзной воды река надувается, сполняясь в берегах, как река путная, не очень широкая и глубокая, но мелкие реки могут ей позавидовать. Вода, набегая на крупные гряды камней, мырит и шумит, как в котле кипит, бешено наталкиваясь крутыми волнами на такие груды, где есть вход, но нет выходу. Стоят камни непрерывной стеной — вода оборачивается назад, делает круги, на спопутных камнях брызжет вверх и взбивает пену, а при встрече со вновь набегающими шальными волнами делает водовороты, тем опасные для пловцов и для судоходов, что выбивают вертячие пучины. Водяная сила тут велика на две стати: промежду двух сцепившихся противников хоть не попадайся. Разошедшись в разные стороны, накипятившиеся в свалке, торопливые и сердитые волны наскакивают потом на поперечные гряды камней, по которым или надо стремиться с усилием, если не остыл еще пыл, или в изнеможении валиться с кручи каменьев, с уступа на манер дверного порога, как ни попало. Волны ревут тут, как быки в поле, оттого и зовутся такие пороги быками. Таких и подобных им злодеев и опасных мест (мелей) насчитывают от Опеченского посада по Мсте пятьдесят, и первый из них ревет, как водяная птица бухало, бучило или выпь, а потому и прозван Выпью. Когда в посаде все улеглось спать и смолкло и строения не мешали слуху, сейчас за посадской околицей этот порог Выпь давал себя знать сильным и глухим гулом. Пугливо и сиротливо прислонились к посадскому берегу барки, и смотрят на них двухэтажные посадские дома со смелостью и уверенностью отпустить на каждую проводника и защитника, в деле бывалого и присноровившегося к причудам и приемам всех барочных врагов — Мстинских порогов. Больше полутораста лет, по указу Великого Петра, проходится здесь мудреная наука проводки судов Боровицкими порогами, и созданные Петром лоцманы живут в посаде, может быть, с тех давних пор уже пятым поколением. Выработались и лучшие, и кое-какие. Жалеешь груз и не жалеешь денег, бери любого из лучших, — мы остановились именно у такого, который сорок пять лет водил суда и только раз потерпел несчастье (да и простить себе этого не может до сих пор почтенный Михайло Никифорович Кузнецов). Лучшие лоцманы, по вольному найму от судохозяев, называются просбенными. Кто не берет этих, тому от Округа путей сообщения назначают казенных, так называемых очередных, — и в таком случае не без особого риску для владельцев судна (очередному — 15 рублей за провод, просбенному до 50 рублей за пороги).

С лоцманом можно бы и отправиться. Рабочие наняты в том же числе, сколько надобно и по крайней мере 10–12 человек на каж дую потесь. Потесей этих на барке четыре: две спереди на носу и две назади на корме, каждая на углах почти четырехугольной бар-ки, каждая представляет собою длинное и тонкое бревно сажен в 9-10 длиной. Эти бревна — те самые, из которых устраиваются обходные мостки у петербургских купален: желающие могут подивиться длине и неуклюжести этих боровицких весел. Впрочем, они столько же весла, сколько и руль, и в строгом смысле ни то ни другое. Великий моряк Петр Первый как взглянул на них, так и невзлюбил, говорит предание.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология