Костерок на лесной полянке еле тлел. Над огнём румянил спинку выпотрошенный и насаженный на вертел поросёнок, среди распакованных вьюков темнели хлеб, бутылка в ивовой оплётке и разнообразные горшочки и пакетики. Чуть в стороне, засунув морды в дорожные торбы с овсом, мотали хвостами ослик и стреноженная лошадь; мотали скорее по привычке, чем всерьёз: мух и комаров ещё не было. Царила успокаивающая птичья тишина. Тёмная горбушка неба, видная в просвете меж деревьев, перилась косыми облачками, белыми и мягкими, как фламандское масло. Весенняя земля дышала влажной женской теплотой.
— Хороший день, — отметил Хагг, усаживаясь на сброшенное наземь седло. Поворошил золу прутиком, откромсал себе кусочек жаркого. — Неплохо бы сегодня доехать до корчмы.
— Отчего же сразу не до города? — резонно возразил толстяк. — Бог даст, доедем, да. А правда ваша, господин Золтан, — благодать! И облака опять же.
— А чего облака? — насторожился его собеседник.
— Так всё лучше, чем трястись весь день по такой жаротени с потным задом, как вчера! Ой, горчицу забыл... Вот, держите. Да... Погодка — фарт, будто не весна, а уже лето. Был бы я помоложе, непременно парочку-другую ходок через горы уже сделал.
— Сиди уж... Тоже мне ходок. И чего шайтан меня дёрнул тебя с собой взять? Сам себя не понимаю.
— А считайте, что это не вы меня взяли, а я сам за вами увязался. Ведь я чего? Давно уж надоело попусту сидеть, всё думал — подгадаю времечко да и съезжу в местное аббатство, поставлю за своё здоровье свечечку-другую. А всё не получалось. То заботы, то дожди, а то попутчика хорошего не подворачивалось... А тут — ну, здрассьте, нате сразу всё! Ага. Как вы заехали ко мне, на той неделе, я и думаю: эге (это, значит, я так подумал тогда: «Эге»), а не пора ли тебе, Иво, прогуляться с господином Золтаном? Подумал и решил: пора. Да... Как вам поросёнок?
— Умгу, — только и смог ответить Хагг с набитым ртом. А Шольц был прав, весна была — чуднее некуда. Настала поздно, началась отменною жарою, после вдруг ударили морозы, две недели разбавляли паводок дожди, да так, что снег почти везде сошёл, а половину польдеров едва не затопило, а к середине апреля распогодилось совсем по-летнему — с водой, травой и жаворонком в небе. Деревья и кусты опасливо казали запасные почки — мало ли чего, ведь первые, обманутые ранней теплотой, поубивало напрочь. Подсохшая земля под тополями вдоль дорог была усыпана молоденькими клейкими чешуйками: до полной зелени осталось три-четыре дня. В самый раз для странников и пилигримов: и заночевать где хочешь можно, и разбойникам пока прятаться негде.
Золтан рассеянно жевал горячее, от души приправленное перцем мясо и размышлял.
Минул почты месяц с той поры, как он обнаружил в лесу разгромленную хижину травника, и на неделю меньше месяца, как выслушал историю сего разгрома от парнишки в кабаке. За это время многое произошло. Он полностью свернул все дела в Маргене и в Лиссбурге, продал долю в городской торговле, рассчитался с кредиторами, повыколачивал долги из должников и в один прекрасный день исчез из города, уехав в никуда. Напоминанием о Золтане осталась только вывеска в трактире «Пляшущий Лис», да и ту в скором времени грозились заменить — уж очень много подозрительного люда она привлекала в последнее время.
Исчезнув с глаз долой из сердца вон от всех друзей и недругов, Хагг для начала навестил с полдюжины банкиров и ростовщиков, которым доверял, с умом распорядился денежными средствами, потом опять заехал к Иоганну и два дня там просидел, не выходя из комнаты, обдумывая планы.