Кукушата Мидвича

— Может быть, — согласилась она. — Только я им не доверяю. И мое недоверие началось в тот самый день, когда они заставили своих матерей вернуться в Мидвич. Я старалась не очень волноваться из-за этого. Но потом было убийство Джима Пола. И теперь я их боюсь. Слава богу, я не колебалась и сразу отослала Майкла. Трудно даже вообразить, что они в один прекрасный миг могут натворить. И они нервничают, с этим согласен даже Гордон. Мы здесь, как на иголках, и глупо оставаться здесь в сознании того, что в любую секунду можешь стать мишенью детского страха или злости.

— Вы можете себе представить, что кто-то всерьез воспримет их ультиматум? Я — не могу. Отсюда следует, что Детям придется устроить нечто такое, способное обратить на них внимание. Убедить яйцеголовых тупиц, заставить себя выслушать. Как они справятся с этой задачей одному Богу известно. А может, и ему не ведомо. И им абсолютно все равно, что станет с нами.

— Повторение Мидвича вряд ли им поможет, — я пытался хоть как-то ее успокоить. — Один из них должен поехать с Бернардом в Лондон. Устрой они там что-нибудь из своих штучек и…

Яркая вспышка заставила мой язык прилипнуть к небу. Донесся раскат взрыва. Дом тряхнуло.

— Что?

Это все, что я смог вымолвить. Взрывная волна хлынула в дом через окно и чуть не свалила меня с ног. Потом был только дикий, ревущий грохот. Казалось, крыша дома вот-вот обрушится на нас. И вдруг грохот резко оборвался и наступила не менее оглушающая тишина. Еще не до конца осознавая свои действия, я выпрыгнул вслед за Анджелой на поляну. В воздухе роились листья, сорванные с деревьев. Я повернулся и посмотрел на дом. Со стены свалились два куска штукатурки. В окнах не осталось ни единого целого стекла. Я взглянул в другую сторону. За деревьями яростно бушевало белое пламя.

Я понял все.

Анджела не отозвалась на мой зов. Я вернулся в гостиную, но ее там не было. Я нашел ее в кабинете Зеллаби.

Пол комнаты устилало битое стекло. Анджела сидела за письменным столом, уронив голову на обнаженные руки. Она не пошевелилась и не произнесла ни звука, когда я вошел. Из дверного проема потянуло сквозняком. Он подхватил со стола лист бумаги и бросил его мне под ноги. Я нагнулся и поднял его. Это было письмо, написанное рукой Зеллаби. Мне не было необходимости читать его. Все стало ясно, когда я увидел столб пламени над Фермой и вспомнил те несколько тяжелых ящиков, которые я принял за коробки с проектором. К тому же письмо адресовалось не мне. Я положил его обратно на стол рядом с неподвижно сидящей Анджелой и лишь случайно мне попались на глаза несколько строк:

«…доктор подтвердит, мне осталось всего несколько недель, в лучшем случае, пару месяцев. Так что постарайся не слишком огорчаться, моя дорогая, моя единственная… …нельзя забывать, что жизнь — сплошная борьба за существование. Есть такая поговорка: «Si fueris Romae, Romani vivito more».[2] Умные слова. Но можно сказать и проще: «Если хочешь выжить в джунглях — живи по их законам…»