Кукук

Гуляя по пешеходке, замечаю Самоубивцу, парня-немца, устроившего побег с цыганом. Он живой. Развозит на велосипеде с прицепом рекламные газетёнки. Как же всё банально обернулось. Цыган, если это тот Рамадани, лежит опять-таки на своём месте. Этот хмырь на свободе. Нет у него, видать, больше причин для самоубийства. А что же остаётся мне? Почему я не ухожу и не убиваю себя? Клиника эта — сплошной обман. Что я здесь делаю?..

Опять начались дни изучения моей фамилии.

Сестра: Как произносится ваша фамилия?

Я (пытаюсь произнести по слогам): Йев…

Она: Йев?!

Я: Нет, Ев-се-ев.

Она: Как?! Боже, как сложно. Ещё раз?!

Я: Йев, как английское Yes. Итак, ЙЕВ два раза, а между ними СЕ. Йев-се-йев.

Она: Евсеев.

Я: Абсолютно верно.

Она: О! Как просто!..

Всю субботу просидел в отделении один. Всё психи поразъехались. Забавно спускаться к еде, брать свой единственный поднос и тащиться с ним в столовую. Над клиникой опять кружит самолёт. Такое впечатление, что с каждым днём он спускается всё ниже и ниже. От него в здании трясутся окна. Я подумываю о том, что если бы этот самолёт свалился бы таки на клинику, на девятое отделение, в то время когда в нём находился бы я один, то это было бы гениальным завершением моего жизнеопесания. Вместо него издатели вставили бы заметку из местной газеты:

«Такого-то числа, там-то, при невыясненных обстоятельствах, произошло крушение воздушного судна, пилоты успели выпрыгнуть с парашютами, в результате падения был полностью разрушен один из корпусов клиники, жертвой катастрофы стал лишь один из пациентов, прочие были в отпуске, сестра вышла в этот момент за тюльпанами…»

Сосед Маркус вернулся домой за полночь. Я уже спал. На утро я увидел его спящим.

Чуть позже мы с ним познакомимся. Он очень приятный молодой парень. Рассказал мне, что вчера вечером очень испугался, увидев меня. В результате долгое время сам не мог уснуть. Он уже целую неделю здесь и всё время был один. Маркус тут же сдвинул в кучу свою косметику, освободив мне тем самым место. Я положил туда свою щётку и пасту. Бритву оставил в шкафу. А большего у меня и нет.

Гляжу на его медведя. Я тоже спал со своим Стёпой до восемнадцати лет… У меня тогда не было девушки. У Маркуса есть и медведь, и куча девушек.

Перечитываю сборник выражений, фраз и диалогов с Севой. Совершенно гениальная речь. Читаю с бешеным удовольствием. При этом плачу, не переставая.

Севе 3 года, мы пишем письмо моей маме. Сева говорит, что писать, я стенографирую:

Я: Что ещё бабушке написать?

Сева: Шоколадку напиши. Бабушка какао купит, и молочко купит и зальёт какао молочком. И вкусно — какао с молочком. Ещё есть молочко у нас?

Я: Не знаю.

Значит, было дело с молоком и какао. Не помню такого.

Ну, и из чёрного юмора по теме романа:

Сева чихнул и пукнул одновременно. Комментирует:

— Я чихаю со всех сторон, и сопельки идут.

 

Сева пукнул.

Я: Ой, Севина попа чихнула. Будь здорова, попа!

Сева: Нет, попа не чихнула.

Я: А что она сделала?

Сева: Попа пукнула. И не будь здоров!

 

Сева пукнул.

Я: Что это?

Сева: Попа.

Я: Что попа?

Сева: Попа кашльнула…

 

Сева пукнул.

Я: И что попа хотела этим сказать?

Сева: А-пчи! Она сказала: «А-пчи!»…

 

Сева готовится пописать. Застыл над унитазом. Вдруг пукнул.

— Попа помогает. Попа пИсать помогает.

Смех сквозь слёзы.

Сева и Настя сидят на кровати и смотрят книжку. Настя задаёт свой типичный вопрос уже в сотый раз:

— Это кто?

Сева молчит.

Настя: Это кто?.. Это дядя плачет!

Сева: Нет, дяди не плачут. Ты видела, как папа плачет? Не видела! Дяди не плачут.

Когда я стал жить один, я столько этих слёз пролил, что теперь с трудом верится. Я плакал часами напролёт…

Пророческое (мне):