Кукук

Врач: Совершенно верно. И поэтому я называю вас интеллектуалом. И ваша жена была не вправе требовать от вас устройства на любую неквалифицированную работу ради содержания семьи. Эта работа убила бы вас как личность.

Под конец врач задал мне какой-то незначительный вопрос в качестве домашнего задания и завершил сеанс психоанализа. Я попытался было собрать пешки обратно в мешочек, но он остановил меня, сказав, что должен зарисовать эту схему для себя в досье.

Я пошёл читать в комнату отдыха. До этого бессознательно забрёл в холл. Там на диване прямо перед входом сидел молодой парень из наших пациентов и взасос целовался с каким-то мужиком. Я сказал «Упс!», закрыл дверь и вышел.

В этот день в группе пациентов мы обсуждали проблемы одной лесбийской пары… Я на этих собраниях летаю в облаках. Молчу и не слушаю. Мне абсолютно чужды все эти любови.

Катрин дала мне пару дней назад книгу Дженет Фрейм о психиатрической клинике. Автобиографический роман новозеландской писательницы. «Лица в воде». Написан в 1961-м году. «Кукушка» — в 1962-м. У Катрин, кстати, и «Кукушка» есть, причем, в оригинале.

В тексте опять-таки куча пересечений с моим опытом. Забавно также было встретить там мистические слова «кукушка» и «Мёрфи»:

«Ein Regenbogen und ein Kuckucksruf

treffen sich nie mehr,

nie mehr, ich und du,

bis zur Grabesruh».[135]

И промелькнувшее ни к селу, ни к городу:

«Murphy, reich mir deine Hand».[136]

Зашла Катрин. Села рядом. Разболтались. Приземлились на тему гороскопа. Я сказал, что мало что об этом знаю и вряд ли во всё это верю.

Она: Напрасно. Оттуда можно многое почерпнуть о своем характере.

Я: Я Дева. Что ты знаешь о них?

Она: Перфекционисты и очень придирчивые.

Я: Точно. Ужасные качества…

Она: Перфекционисты в семейных отношениях.

Я: О, тут мимо… А ты кто?

Она: Я рак.

Я: А что делают раки?

Она: Они очень чувствительные. Живут чувствами. Очень ранимые…

Я: Ну, это более позитивные качества, чем мои. Тебе повезло.

Она: …да, очень ранимые… Я утром очень на тебя обиделась на KT.[137]

Мы рисовали сегодня за одним столом, и я первое время пытался над ней подшучивать. Говорил, чтобы она рисовала поабстрактнее, иначе воспитательница «придирается». Я, мол, только и отдуваюсь за скрытые смыслы своих рисунков. А Катрин этим шуткам, как оказалась, была не рада. Стала закрывать рукой от меня свои цветы с зубчиками. Я оставил её в покое и стал раскрашивать своего рыжеволосого ангела, до жути похожего на соседку.

Катрин, сказав мне о своих обидах, стала вести себя довольно странно. Заволновалась. Засмущалась. Было видно, что она хочет сказать мне что-то важное, но стесняется. Я взял её руку в свою и попросил прощения за свои безобразия. Она сказала, что ей было всё это неприятно из-за того, что я в тот момент был до жути похож на её последнего приятеля, с которым она расплевалась и не хочет больше видеться. Тот тоже Дева.

Я: А что ещё ты знаешь о себе-раке?

Она: Что ещё?..

Я: Да.

Она (засмущавшись пуще прежнего): Не скажу. Нет, не скажу…

Всё это время я держу её руку в своей. Рука холодная и бесчувственная. Я уже забыл, когда мне было так хорошо от прикосновения. Катрин затихла и ничего больше не говорит. Я жду того, что она мне ответит своими пальцами, сожмет в ответ мою руку, тогда бы я её поцеловал, но этого не случилось… Я предложил ей пойти прогуляться. На улице я опять взял её руку, и она опять не отдёрнула её, но и не ответила, оставив безвольной.

Когда мы проходили мимо загона для лошадей, мне показалось, что я слышу позвякивание уздечки за спиной. Обернулся. Никого нет. Опять звук. Ах, это же серёжки!..

Мы гуляли более часа. Всё это время Катрин выглядела смущённой и растерянной. Я, вроде как, тоже. На протяжении всей нашей прогулки над нами кружил выздоровевший самолёт.

Вспомнилась цитата из недавно прочитанной книги Ирвина Уэлша:

«Их руки сблизились, пальцы переплелись. Скиннер уже давно понял, что простые объятия могут быть интимнее любой интимности. Теперь оказалось, что иногда достаточно даже касания рук. Он посмотрел на ее кольца, потом в большие карие глаза, где плавала печаль, и в его сердце поднялась теплая волна».[138]

У Катрин на каждой руке по три серебряных колечка… Одно из них — змейка. На указательном пальце левой руки…

Я сказал ей, что если я всех пугаю своим взглядом, то мне следует прописать темные очки, а ей, чтобы не обижаться по пустякам, обзавестись бронежилетом. Дамским, облёгчённым…

Я не знаю, что об этом обо всём думать. Маркус уже раз спрашивал меня, что у нас там с Катрин такое. Я ответил: пока ничего.

Ага, ничего! То-то она всё свои кудри на палец накручивает.

Не знаю. Не замечал…