Куклы

- Вот ты ещё всё же зелёный, лейтенант, - Михалыч расстегнул свой весьма потёртый и, явно повидавший за свою жизнь многое, древний портфель. - Любой другой на твоём месте уже две недели назад заметил бы, что все здесь присутствующие чего-то ждут. Как будто случиться должно что-то, притом нехорошее. Не инспекция с Большой земли, а похуже. Думаешь, ты один такой, кто при исполнении напиться додумался?

- А кто ещё? - Якушев попробовал пристально взглянуть на врача.

- Ага, разбежался. Визит к медику, особенно если за похмелом, сродни походу к священнику на исповедь, а тайну оного ритуала ещё никто не отменял, - усмехнулся Михалыч. - Ты дальше слушай. Если говорить проще, то все мои посетители, среди которых есть, в том числе, и те, кто на Аномальных уже не первый год, сходятся во мнении, что наша богадельня в скором времени перестанет быть таким уж спокойным местом, каковым она является в настоящий момент. Причины того, равно как и предпосылки к этому, они назвать не могут, ссылаясь на своё чутьё, никак иначе это не аргументируя. И я их прекрасно понимаю, более того - с ними солидарен.

- Михалыч, не держи меня уж совсем за желторотого, - Якушев поморщился, узрев появившуюся из портфеля врача бутылку чего-то явно палёного, однако с наклееной коньячной этикеткой. - Наслышан я историй про сталкерскую чуйку. А ты уверен, что это точно надо?

- Надо, Тёма, надо, - тон Михалыча возражений не предусматривал.

Врач своё дело знал. Похмельную хмарь куда-то унесло вместе с дрожью, принеся взамен лёгкость, бодрость и приятный шум в голове. Михалыч поведал, что рецепт этого зелья попал к нему от некоего Тенёва, с которым ему ещё не так давно доводилось достаточно тесно сотрудничать, и что, невзирая на вкус и градус, это скорее всё же лекарство, нежели очередное пойло для приведения себя в скотское состояние. Якушевский организм со словами медика демонстрировал своё полное согласие.

Картина вырисовывалась и впрямь нерадостная. Почти половина тех же вояк регулярно прикладывалась к бутылке, но особенно напрягал мотив этого: как угодно, чем угодно, но задавить в себе непонятно откуда возникавшее состояние безнадёги и ужаса, подступавшего порой по ночам. Ужаса тихого, в компании предчувствия, что должно случиться что-то неправильное, и от этого ещё более невыносимого. Списать данные ощущения на простой гнёт атмосферы Аномальных было бы слишком просто - среди тех, кого накрыло этой напастью, были люди тёртые, в жизни повидавшие немало и из многих передряг вышедшие самими собой на своих двоих.

- Я, говорит, Михалыч, - продолжал врач, - такого за всё своё бытие здесь не припоминаю. Всегда как-то чувствовал источник угрозы, а тут понять не могу. Со всех сторон как будто наваливается. И не угроза это, а как поступь судьбы, неотвратимость. Хоть беги, а всё равно не убежишь. Проклятое здесь место.

- А и впрямь странно, - рассуждал Якушев, - аномалии не появляются, хотя мы и внутри Периметра, пусть до него всего лишь километр. Зверьё не заходит: может, сторонится, чувствует, что тут нечисто? Что, если нас сюда поэтому и поставили, как подопытных?

- Но вот я тебе ещё такую вещь скажу, - Михалыч разливал очередную порцию, - не всех это дёргает. Меня вот не дёргает. Наташку твою, скорее всего, тоже - по-крайней мере, ко мне она с этим вопросом не обращалась. А теперь подумай, с какой это стати Караваеву с тобой приспичило пообщаться?

- А как же тайна исповеди? - съёрничал Якушев.

- Можно подумать, что ты бы и сам не догадался, - снисходительно посмотрел на него врач. - Вот теперь расскажи мне, командир, на что такое нас на самом деле подписали?

Якушев задумался. Отсутствие прямых указаний свыше, кроме как "чётко соблюдать регламент дежурств", смущало его с самого начала. Вместе с тем в документации не было ни слова про то, каких возможных опасностей или внештатных ситуаций можно ожидать в этом месте. Ждите, мол, ребята у моря погоды. Сами поймёте, когда время придёт.

- Тут ещё такое дело, - нахмурился медик, - не спрашивай только, откуда я это знаю, но в плане пси-аномальных дел у нас всё чисто. Никто на нас эту смурь не нагоняет, чтобы быть совсем уж конкретным. Копни ты ноут гавриловский. Может, прояснится что.

Якушев глянул в окно. Ночная темень недвусмысленно говорила о том, что этот день почти закончился.