Угу. Как аукнется, так и откликнется. Остается только надеяться, что австрийцы окажутся не столь стойкими, как русские. Ну и роза ветров не подведет, а то случались казусы, когда изменившийся ветер нес газы на позиции тех, кто их выпустил на свободу.
В этот раз у отряда Шестакова боевых задач было нарезано с избытком. Разумеется, Брусилов одобрил намерение пленных офицеров поднять восстание. Иное дело, что, не очень веря в его осуществление, он исходил из более реальных предпосылок. Именно поэтому партизанам надлежало с началом наступления русской армии приступить к диверсиям на железной дороге и своими действиями сковать возможность маневра Третьей австрийской и Южной германской армий.
При этом рекомендовалось ограничиваться повреждением железнодорожного полотна и воздержаться от подрыва мостов. Ведь подобные диверсии обоюдоостры. Переправы через реки могут понадобиться самим наступающим. Что же до подрыва железнодорожного полотна, то это и удар по коммуникациям противника, и помеха, не требующая потом много времени на восстановление.
К тому же после действий партизан в прошлом году все мосты были взяты под охрану, и подобраться к ним – задачка не из тривиальных. А вот обеспечить безопасность на всем протяжении железной дороги куда как сложнее.
Оставался вопрос со взрывчаткой, которой требовалось до неприличия много. Тащить все это на своем горбу? Ну и сколько может унести один боец? Максимум килограммов пять. Достаточно ли для масштабных диверсий? Сомнительно. Самое большее – на пару закладок. Решили «позаимствовать» взрывчатку у австрийцев.
Разумеется, никто не собирался захватывать артиллерийские парки. Хотя, конечно, уничтожить пару-тройку совсем не помешало бы. Но одно дело – уничтожить, и совсем другое – захватить. Поэтому Шестаков решил просто получить взрывчатку официальным путем. Ну да, с помощью документации, подготовленной все тем же Елкой.
Похитив один автомобиль, они успели прокатиться на парочку складов, где получили в общей сложности сотню шестидюймовых фугасных снарядов. Как тут ни крути, а почти две тонны тротила. Поэтому с собой из-за линии фронта они принесли только взрыватели, изготовленные в мастерской отряда. Вот так, йожики курносые!
Разумеется, на все это требовалось время. Ну так они уже целую неделю обретаются на вражеской территории, стараясь лишний раз не отсвечивать. И только вчера разошлись по разным направлениям, дабы с началом наступления приступить к минированию железных дорог. Ну а Шестаков решил еще и провести операцию по обезглавливанию Третьей армии. Опять же отработка навыков на будущее, если вдруг его ставка на победу в войне не сработает.
К вечеру следующего дня его группа добралась до места базирования в районе станции Уйхель. Здесь им предстояло ожидать известий о прорыве фронта. Но они вовсе не собирались бездействовать, пока остальные партизаны рисковали на коммуникациях противника. Просто, согласно планам Шестакова, его группе отводилась несколько иная роль. Хотя и не менее важная.
– Господин подпоручик, разрешите доложить.
– Расслабились, ефрейтор, – сведя брови к переносице, недовольно бросил Шестаков на немецком, отрываясь от небольшого зеркальца, закрепленного на ветке дерева.
Вообще-то Ильин и остальные трое вольноопределяющихся из первого набора уже носили звания прапорщиков. Одному из них, Репину, Шестаков даже доверил самостоятельное командование группой. Сказывалась постоянная работа в паре с унтером Рябовым. А вот Ильин и Потапенко, хотя и стали прапорщиками, тем не менее в подчинении у себя никого не имели. Они были своего рода свободными специалистами, в частности, командир отряда беззастенчиво эксплуатировал их совершенное знание немецкого.
Дело в том, что у человека челюсть практически полностью формируется к двенадцати годам. Поэтому, если изучение языка начинается позже, непременно останется акцент. Пусть даже незначительный, но все же. Именно этим и можно объяснить характерные акценты, по которым можно определить национальность говорящего. Как пример, прибалтийцы, выходцы из Средней Азии или кавказцы.
А эти же трое, да и сам Шестаков, говорили на немецком совершенно свободно. Да еще и на двух диалектах, один из которых соответствовал австрийцам, а второй германцам. Других таких у него попросту не было. Он хотел было заполучить к себе русских немцев, но… уж больно специфические у его партизан методы ведения войны. Так что эти трое были по-настоящему незаменимы при проведении особенно деликатных заданий.
С другой стороны, Шестаков здраво рассудил, что если его убьют, то в отряд могут назначить кого-нибудь со стороны. А это было бы крайне неприемлемо. И в этом направлении работа исподволь велась. Приемником должен был стать Репин. На время, разумеется. И эта мысль планомерно вкладывалась в его голову. Так что свои офицеры, пусть и прапорщики, Шестакову были просто необходимы.
– Прошу прощения, господин старший лейтенант, – переходя на немецкий, исправился Ильин.