Кукловод

Однако объяснить, как мы все запутались во времени, оказалось не так-то просто. Я старался, как мог, но сам себе постоянно противоречил. Пришлось рассказывать всю историю с самого начала. Не знаю, поверил ли нам до конца долгожитель. Он слушая, только качал головой. Впрочем, мне кажется, во всей этой запутанной истории его больше всего заинтересовала только предстоящая встреча с девушкой по имени Люба.

Глава 20

За тринадцать лет, что прошли с того времени, когда я последний раз был в уездном городе Троицке, здесь почти ничего не изменилось. Та же сонная лень и пустая главная улица, оживающая только по воскресным дням и церковным праздникам.

Впрочем, и за следующие двести лет тут мало что менялось. Разве что в восемнадцатом веке в Троицке было две церкви и ни одного кинотеатра, а в двадцатом церковь осталась одна, зато появился кинотеатр. Но уже двадцать первый век внес свои замечательные коррективы в историю и культуру города. Старую церковь обновили, покрасив купол в веселенький синий цвет, зато закрыли кинотеатр и в его помещении устроили казино с рулеткой и игровыми автоматами. Однако это блестящее, светлое будущее было за необозримым горизонтом, пока же вдоль центральной улицы гуляли козы, поросята и куры вперемешку с гусями.

Иван сразу же нас повез к портному Фролу Исаевичу Котомкину. С этим человеком я подружился еще во время первого перемещения во времени, а потом сталкивался с его потомками на протяжении двух веков. С правнучкой Фрола у нас даже были какое-то время романтические отношения.

Котомкин был крепостным крестьянином на оброке, выучился у немца портняжному ремеслу и открыл первую в городе швейную мастерскую. Я в свое время помог ему решить семейные проблемы и у нас сложились очень теплые отношения.

— Чего еще надо?! — строго спросил меня какой-то белобрысый парень, выглядывая на наш стук, в калитку новых тесовых ворот.

— Позови хозяина, — попросил я.

Парень внимательно осмотрел наш «экипаж», сплюнул за ворота, хмыкнул и с нескрываемым высокомерием, ответил, что хозяина нет, и когда он будет неизвестно.

— Тогда позови хозяйку, — попросил я.

— Никого нет, — ответил он, посмотрел на меня и вдруг расплылся в улыбке.

— Барин приехал! — неожиданно, закричал он и бросился открывать ворота.

Я не понял, с чего это он так обрадовался и какой я ему «барин».

— Неужто, не признал? — спросил он, распахивая створки ворот. — Это ж я Васька Гольцов!

Кто такой этот Гольцов и почему я должен его знать, мне было совершенно непонятно.

— Васька! — обрадовался я, только для того, чтобы сделать ему приятное. — Да тебя не узнать, гляди, как вырос, совсем красавцем стал!

— А то! — улыбнулся он во весь рот. — Проходите, я побегу старому хозяину доложу, вот радости-то будет! Я ж сперва подумал, что вы сшить чего хотите, так мы теперь не шьем, мы, нынче, по купеческой части! — договорил он уже на ходу.

Мы вошли в дом и прошли в бывшую столовую, теперь, судя по всему, гостиную. Здесь все изменилось. Вместо сундуков, лавок, скамеек, стояла недорогая венская мебель с гнутыми ножками. Я не успел ничего рассмотреть, как в комнату вбежал старик Котомкин и бросился обниматься. Он порядком постарел, но держался молодцом и не выглядел развалиной.

— Радость-то, радость, какая, — говорил он, прижимая меня к себе. — Сколько лет, сколько зим! Я уже и не чаял, что встретимся!

От такой искренней радости мне стало неловко. Я хорошо относился к портному, считал его достойным человеком, но так обрадоваться встрече с ним никогда бы не смог.

— Как вы Фрол Исаевич? — спросил я, когда эмоции поутихли.

— Плохо, Алеша, — грустно сказал он, кажется, впервые называя меня просто по имени. — Осиротел я, оставила меня хозяйка. Уже второй год как преставилась. Живу один бобылем.

— А как Дуня? — спросил я о его дочери, которую в свое время вылечил от «любовной лихорадки», уговорив отца не противиться браку с ее избранником.

— В Петербурге, Семен-то ее большим купцом стал, тыщами ворочает, а я теперь никому не нужен и вроде как на покое. Да что я все о себе, как ты-то? К нам, какими судьбами?

На первую часть вопроса ответить мне было нечего, потому я сразу же перешел ко второй.

— Пожить у вас хочу несколько дней. Мою знакомую в тюрьму посадили, нужно ее оттуда вызволить.

— Живи, сколько хочешь, места у нас много, — не раздумывая, пригласил старик. — Ты я смотрю опять с Иваном? А барышня кто?

— Мы вместе, — опять я ушел от прямого ответа, — барышню зовут Марией Николаевной.

— Васятка, — позвал Фрол Исаевич белобрысого парня, — скажи нашим бабам, пусть приготовят комнаты гостям. У нас теперь все как у благородных, — добавил он, показывая на новую мебель. — Живем, прости Господи, как немцы какие-то, а ведь зятю слова поперек не скажи, сразу: «папаша, вы отсталый». Да, что я все болтаю, садитесь, гости дорогие, где у кого душа лежит.

Мы стали садиться, а Котомкин хоть и ругнул немецкую жизнь, зорко следил какое впечатление производит их новая мебель.

— Так что ты говорил, кого невинно в тюрьму упекли? — спросил он, когда все устроились.