Кукла старого Адама

Стася Одинцова подслушала весь разговор родителей – от начала и до конца. Когда мать вдруг резко рванула к двери кухни, успела спрятаться в родительской спальне. Потом вновь вернулась на свой пост. Из-за плотно закрытой матерью двери отдельные слова были совсем не слышны, но общий смысл беседы Стася уловила. Когда поняла, что взрослые больше не скажут ни слова, поспешила смыться с занятой позиции. Она тихо отошла от кухонной двери, сделала несколько осторожных шагов по коридору и только тогда нарочито громко хлопнула дверью туалета.

Как отнестись к полученной информации, она пока не знала, но запахло семейной тайной, серость существования в скучной со всех позиций семье приобрела краски. Пока бледные, потому что воскресшая так неожиданно бабуля была для Стаси фигурой абстрактной, красивым лицом на портрете, и только. А дед и вовсе был известен только именем – Тихон. Да и был ли дед? До сегодняшнего дня ее этот вопрос не волновал, от отсутствия в ее жизни древних предков она не страдала, пирожками и сладостями ее никто в детстве не баловал. Мама, правда, по праздникам пекла йогуртовый торт, любимый всеми – и Одинцовыми, и Варлеями.

Стася тяжело вздохнула – как не хватает ей Вероники, которую дядя Родион сослал в Лондон! Нет, они, конечно, общаются каждый день по скайпу, по-прежнему в курсе дел друг друга, но в последнее время рядом с Никой ее друг Эдвин, который, как утверждает та, знает по-русски только пару слов. Но Стасе все равно мешает присутствие третьего. Без сомнения, для нее – лишнего.

Она сама, когда связывалась с Никой, уходила в сквер в квартале от дома. Неухоженный, с останками круглого фонтана в середине, он не был местом для приятных прогулок, только жители окрестных пятиэтажек выводили туда собак справить свои надобности. Четыре скамьи торчали перевернутыми вверх ножками, поздними вечерами на них тусовались местные подростки, среди которых попадались и Стасины одноклассники из числа тех, с кем она в школе даже не здоровалась.

Стася ненавидела свой район, типовую школу и страшную девятиэтажную «панельку», в которой жила. Ненависть эта появилась не вдруг, она словно росла вместе с ней, крепла с возрастом, рождая одно желание – уехать из этого места куда угодно! Она уже начала готовить мать к мысли, что после девятого класса уйдет в колледж. Правда, намеками, которые мать пока не понимала.

Она мечтала, как уедет в Москву или Питер, потому что, поступив в местный, рискует остаться жить в этой квартире в одной комнате с братом. На своем койко-месте за книжными полками, которое выгородили по ее просьбе родители. Неудачники, не сумевшие заработать на нормальный дом. Такой, например, как у Варлеев. Или, на худой конец, на двухэтажную квартиру в элитном доме у парка, куда недавно переехали Гордоны. Элитарность места определялась уже тем, что на придомовую территорию можно попасть только через пост охраны. Стася была у Ритки один раз, унижение, ожидая разрешения войти, испытала такое, что чуть не врезала охраннику, смотревшему на нее, как ей показалось, с жалостью. Зло сорвала на Ритке, едва поднявшись на лифте на шестнадцатый этаж: та встретила ее с улыбкой, которую Стася посчитала за издевку.

Вот эта навязчивая мысль – уехать любой ценой – и стала ее стимулом к учебе. Стася понимала, что без отличного аттестата и максимальных баллов за ОГЭ в столичный колледж на бюджет ей не поступить. На платную учебу у ее родителей средств не было: мать – историчка в ее же школе, отец – вообще мрак – патологоанатом в морге при больнице. Оба – честные трудяги, краснеющие от вранья. Кстати, интересно, что завтра они ей наплетут о воскресшей вдруг бабке? А она, Стася, спросит их обязательно, о чем так громко шептались на кухне в столь поздний час.

О! Она чуть не забыла, что инфу из первых рук может получить у Строкова. Костик ради свидания с ней вытрясет из отца, который, как выяснилось, является следователем по делу, все подробности смерти этой Анны. Ну, сходит Стася с ним в «Макдоналдс» бургер пожевать, колой запить, не убудет с нее. Зато знать будет больше, чем родители.

Что ж там за бабка такая загадочная, что даже от дочери пряталась столько лет? Знать бы фамилию, под которой бабуля жила…