Кукла. Прошлое, которого не было

Что мне было делать? Сопротивляться? Безоглядные прыжки в пустоту свойственные людям частенько приводят к печальным результатом. Бессмысленность жертвы не прельщала меня, я мыслила рационально.

— Идем же, — повторила Ингирит. В ее жестах не было угрозы, лишь вежливое приглашение, а прикосновение, вопреки ожиданиям, оказалось ласковым, заботливым. Когда она отпустила мою руку, ощущение тепла не исчезло, а наоборот, словно разрослось в груди. Эмоции Ингирит! Вот, что я почувствовала. Она окутывала ими, избегая слов, не используя мимику или жесты, и окружала меня бархатистой нежностью ощущений. Называлось ли эта способность эмпатией или же интуитивной восприимчивостью, все равно. Морок повернулась к двери, открыла ее и вышла. Я, словно под гипнозом, двинулась за ней.

Мы снова оказались в джунглях. По крайней мере, так казалось на первый взгляд. Я испуганно посмотрела Ингирит, ведь на мне уже не было респиратора, но она легонько покачала головой и усилила ощущение безопасности. Каким образом древняя (а я совершенно уверилась в этом факте) кукла сумела разблокировать мое «шестое» чувство, дающее возможность столь полно воспринимать эмоциональное состояние других? Зачем зло дразнила меня, позволяя немым зрителем окунуться в подлинный мир кукол, если позже намеривалась изгнать?

Ингирит шла на полшага — шаг впереди, а Алиса наравне со мной. Из любопытства, я мысленно потянулась к ней и сразу же ощутила темную, иссушающую печаль. Если раньше безупречные куклы выглядели равнодушно чужими, то теперь я снова сомневалась, такие ли мы разные?

Меня окружали миражи…

Даже местность, которую я приняла за лес, оказалась обманкой. На самом деле здесь и было их сердце, их колыбель. Город, слившийся воедино с природой Капао, существующий в многолетнем симбиозе с ней. Один или один из многих, не знаю.

Его дикое величие покоряло. И что за технологии куклы использовали при его строительстве или, правильнее сказать, при выращивании? Настоящее биомеханическое чудо. Гроздья зданий переливались на солнце полупрозрачными пузырями; гибкие сплетения хрустальных трубок шпилей и прозрачных окон переходов простирались на сотни метров; кристаллы оснований башен, вросшие в землю, органично сливались с флорой Капао, а над головой эти диковинные сооружения венчались ракушками разноцветных крыш. Тоннели из волокон и коридоры из искусственных лоз, сияющие многочисленными гранями наросты и нежные, трепещущие паутинные листья. Гигантские стебли срастались с полупрозрачными конструкциями, и порой, было неясно, что возникало перед глазами — цветок с Капао или искусная подделка на него. Я видела вьюнки, ползущие вверх по опорам стволов и увенчанные бутонами черных роз, размером с человеческую голову, не меньше, и поляны, изумляющие неистовой окраской растений, с мясистыми, пупырчатыми листьями; мелко подрагивающими, сворачивающимися в толстые спирали, стоило лишь наступить на землю в опасной близости от них. Алые, сиреневые, розовые и бледно желтые шары, пушистыми гроздьями облепляли ороговевшие пластины деревьев, с которых на жгутах спускались темно-синие звездочки редких листьев и соцветья, скорее похожие на клочковатую вату, нежели цветы.

Ингирит охотно просвещала меня, описывая растения, их свойства и опасность для мороков или людей. Большинство местных деревьев, плесени, мха, цветов и трав для человека были смертельно ядовиты. А вот морокам нанести значительный ущерб могли лишь некоторые из них, в основном, как отметила Ингирит, по неосторожности или глупости самой куклы. Она подчеркнула, что мир Капао прекрасен и гармоничен именно таким, какой есть, и настоящее варварство со стороны людей пытаться его изменять, подламывая под себя природу.

К моменту кульминации ее речи, мы дошли до одного из необычных пузырчатых домов:

— У Капао дикий и вольный нрав. Поэтому, планета так подходит нам. Для людей здесь все было кончено, еще не начавшись, — сказала Ингирит, останавливаясь перед ним, похожим на улей, слепленный из множества шаров с неоднородной, грубой фактурой, каждый примерно в метр диаметром. Здание прекрасно вписывалось в пестрые джунгли, практически сливаясь с ними. Думаю, с воздуха его было бы легко принять за что-то принадлежащее к флоре или фауне Капао.

Я задала вопрос, едва сдержавшись, чтобы не потрогать стену:

— А как на счет людей, которые еще живы?

И тут же почувствовала, как тепло, окутывающее меня, стремительно исчезает. Подумать не могла, что прикосновение разума Ингирит так подействует на меня, а разрыв ментальной связи отзовется болезненным одиночеством, даже не острым, пронзительным. Словно я мгновенье принадлежала к огромной семье, окруженная заботой и любовью, а затем снова оказалась одна, в темноте.