Кукла по имени «Жизнь»

— Может, ты и прав, — пожал плечами Мори, — но, Боже милосердный, Льюис, мы же не можем пасть ниц и умереть оттого, что Прис переметнулась на сторону гадов. Думаешь, меня не посещали подобные мысли? Я знаю девчонку гораздо лучше, дружище, чертовски лучше. Не было ночи, чтоб я не крючился и не рычал, думая обо всех них. Но нам надо продолжать и сделать лучшее, на что мы способны. Теперь насчет твоей идеи. Ее, конечно, не поставишь в ряд с изобретением спичек или электрической лампочки. Однако она хороша. Она не попахивает грандиозностью, но зато результат звякнет крупной деньгой. Она сработает. И потом — можем ли мы сделать что-нибудь покруче? В конце концов, она позволит нам сэкономить деньги, на которые мы сможем пригласить какого-нибудь дизайнера со стороны. Он займется разработкой тела Нэнни. Подыщем инженера на место Банди — при условии, что мы его сможем заполучить. Ладно, дружище?

«Сэкономит наши деньги, — подумал я. — У Прис и Берроуза нет нужды беспокоиться по таким мелочам. Они, видите ли, присылают машины для перевозки шмоток из Буаз в Сиэтл. Мы сморчки. Мы заглотыши.

Мы пустоголовые горлопаны.

Без Прис — без нее».

«Что я сделал? — спросил я сам себя. — Влюбился в нее? В девку с ледяными глазами. В расчетливую, амбициозную, шизоидную личность, поднадзорную правительства и его Бюро Психического контроля. В маньячку, которая будет нуждаться в психотерапии весь остаток своей жизни. В экс-психопатку, которая по уши вязнет в бредовых бессмысленных проектах, которая кусает и обсирает любого в поле зрения, кто немедленно не дает ей того, что она хочет и когда она хочет? Что за женщина, что за ШТУЧКА — чтоб в нее влюбиться. Какая же страшная судьба мне уготована!?»

Это было так. Прис была для меня одновременно и жизнью и антижизнью, смертью, жестокостью, терзанием и пыткой. И к тому же еще смыслом существования. Движение: она сама была движением в чистом виде. Жизнью, с ее ростом, замыслами, расчетами, резкостью, безрассудной действительностью. Я не мог вынести ее присутствия рядом со мной — и не смогу вынести существования без нее. Без Прис я катился по наклонной, пока не стал бы нулем. И, возможно, не умер бы как насекомое, на задворках жизни, незамеченный и ненужный. Когда она была поблизости, меня хлестали, доводили до посинения, резали на кусочки, топтали — тем не менее я жил. Это было мое. Нравилось ли мне страдать? Нет. Похоже, страдание стало частью жизни, частью бытия с Прис. Без Прис нет страдания, нет ничего странного, несправедливого, неуравновешенного. Однако нет и ничего живого, одни лишь ничтожные мелочи, идейки, маленький пыльный офис с двумя-тремя людьми, роющимися в говне…

Видит Бог, мне совсем не хотелось страдать от рук Прис или кого-нибудь еще. Но страдание — показатель того, что действительность рядом. Во сне, бывает, испытываешь страх, но не постоянную, медленную, тягучую боль. Ежедневную муку Прис заставляла испытывать самим своим присутствием. И делала она это отнюдь не преднамеренно. Это естественный результат того, чем она БЫЛА.

Мы могли этого избежать, лишь избавившись от нее, — так мы и сделали. Мы ее потеряли. А вместе с ней ушла реальность, со всеми ее противоречиями и странностями. Сейчас жизнь станет полностью предсказуемой. Мы начнем выпускать нянек Нэнни в виде солдат времен Гражданской войны, у нас появятся настоящие деньги и так далее. Какое это имело значение?

— Слушай, — говорил мне Мори, — мы должны продолжать.

Я кивнул.

— Говорю это всерьез, — проорал он мне прямо в ухо. — Нам нельзя отказываться от работы. Мы соберем Совет директоров, как хотели, и ты изложишь им свою идею. Ты будешь бороться за нее, как если б ты действительно в нее уверовал. Идет? Обещаешь? — Он двинул меня по спине: — Ну давай, черт тебя возьми, или я тебе так дам в глаз, что придется отправлять тебя в больницу. Ну же, дружище, соберись с духом!

— Ладно, — ответил я, — но у меня такое ощущение, будто ты разговариваешь с кем-то, кто уже давно цветочки снизу нюхает…

— Ну да, так у тебя и вид-то как у покойника. Однако давай, собирайся в кучу, хватит сопли по стенке размазывать! Займемся лучше делом. Сходи-ка вниз, поговори со Стентоном. Уверен, что с Линкольном у нас не будет никаких неприятностей — он сейчас занимается тем, что сиднем сидит в своей комнате и ржет над «Винни-Пухом».

— А это еще что такое? Опять детская книжка?

— Все в порядке, приятель, — ухмыльнулся Мори. — А теперь беги вниз.

Я подчинился, почувствовав, что несколько приободрен. Однако никто не вернет меня к жизни, никто, кроме Прис. И я должен был как-то существовать с постоянным ощущением потери и находить в себе силы сталкиваться с этим фактом нос к носу ежедневно, ежесекундно.

Первая заметка в сиэтловских газетах, в которых мы рылись из-за маленькой паршивки, чуть не ускользнула от нас, так как, в общем-то, непохоже было с первого взгляда, что она была написана о Прис. Мы были вынуждены снова и снова перечитывать ее, пока не разобрались.