Кукла колдуна

— Какая разница? Судьба — есть судьба и неважно на чем станешь гадать! — а глаза у женщины так и горят. Спиртным не пахнет, а ощущение бурного нетрезвого восторга. Странно. Впрочем, и я навеселе от этой ночи и внезапного праздника в озорной компании дам. Про Аллу стараюсь не вспоминать. Ни к чему, просто огромное ей спасибо за все, на какую бы тропку ни вывернула жизнь потом. Сейчас я почти счастлива. Чашка звякнула о блюдечко, жду, не тороплю чаинки и остатки малиновых косточек, пусть стекают, но меня уже торопят.

— Переворачивай!

— Девчата, да тут никак кольцо?

— А ты не говорила, что собираешься замуж!

На блюдце только отпечаток от кромки чашки, да лепесток посередине этого блюдца. Если присмотреться, то он похож на фигуру человечка в длинном пальто. У Андрея было похожее. Парейдолия — странная особенность человеческой психики видеть в предметах черты людей.

— У блюдца устаревшая информация, в свадьбе Андрею я отказала.

— Все может быть. Да ты и не успела бы замуж выскочить. Что тут осталось-то? Полчаса от силы, — ухмыльнулась Рита.

— Ну, тебя. Марьяша, а метелку ты сделала? А то мы начинаем опаздывать. Сильно.

— На крыльце стоит, рядом с вашими.

— Не по чину. Хотя, ты же теперь хозяйка избушки? Значит, правильно сделала.

— Знаешь, сколько лет этому дому?

— Нет.

— Триста ровно. Она ещё Петра первого застала, должно быть.

— Тут в те годы жили шведы. Никого она не застала. До границы с Российской Империей ещё надо было по болотам идти и идти. Я точно помню! Мы туда масло возили.

— Это Зоенька у нас так шутит. Она историей увлеклась на досуге.

— Айда на озеро! Пока не закрылось!

— А что, пляж открыт по расписанию? Мне казалось, Кавголовское озеро полудикое.

— Дикое, не дикое, а надо успеть до полуночи!

Веселая толпа рванула на крыльцо. Сразу же послышался хохот и крики. Ну да, мой букетик, прислоненный к кривоватому дрыну, на фоне их метел смотрится откровенно дико.

— Ну ты даёшь! Красота — страшная сила!

— А что ты хотела? Она же ещё ничего не умеет!

— А по мне, хорошо. Только ветки могут в воде отвалиться. Придерживай их на всякий случай.

— А мы что и купаться полезем? Вода же холодная ещё!

— Там есть местечко, где потеплее. Не переживай и слушайся старших...

— Коллег по ремеслу ...

— Ну тебя, Зоя.

— Мы ключи твои от машины нашли.

— Под плинтусом. Ты их спрятать там что ли решила?

— Я туда их точно не клала.

— Значит, домовой заиграл, он ещё тот шалунишка! — и снова взрыв хохота. Где правда, в том, что они сказали? Где шутка? Не понятно совсем. А от хохота и я удержаться не в силах.

Развеселой толпой мы высыпали на улицу. Вот уж никогда бы не подумала, что такие солидные дамы могут так голосить.

— Подпевай! — крикнула в ухо Рита.

— Я слов не знаю, это что-то народное?

— Ухвати хотя бы мотив. Голос здесь не так важен, да и слова тоже. Но петь должны все тринадцать — таково условие успешного перехода. А то опять куда-нибудь не туда занесет!

Песня напоминает шум моря и одновременно сливается с ветром, будто пытается вырваться в небо и ухватить за бок луну. Слов, действительно, нет, только гул крон перед штормом, только плутание чьих-то развеселых шагов в этой белой мистической ночи. Не залает нигде собака, не взревет мотор. Есть только мы и белесые звёзды над головой. Метлы развеваются пышными прутьями над головами, шелестят в ритм мотива. Уже даже хохот не нарушит этой загадочной песни. Толпой мы вышли на шоссе, отсекающее поселок от леса. Чумной грузовик остановился и одной только фарой смотрит на нас из-за поворота. Теперь тропка узкая, кругом черный лес дышит в спины, песня льется, вгрызаясь в листву. Под ногами и корни, и сучья, и ветки. Ни одна не споткнулась, будто бы ольховник торопится вытянуть всё, что может помешать, из-под наших дорогих остроносых туфелек и только потом распускает их на дорогу обратно. Пою вместе со всеми ставший уже привычным мотив. Только теперь песня скорбит о потере, о брошенном доме и возносит, зовёт, велит скорей собираться в дорогу, спешить, побросав чемоданы. Если б они только были у нас. Идём уже быстро, месим раскисшую жирную землю, обиваем набойки о камни. Впереди в лунном мерцании раскинулось огромное озеро. Пляж чистый, песчаный нет никого. Повинуясь неясному зову, в озеро шагаем все вместе, взявшись за руки, вытянувшись в цепочку вдоль побережья этого лесного местного моря. Вода не пускает, держит за подол юбок, холодит кожу. Как хорошо, что я не взяла телефон, было бы очень обидно его тут утопить. Как далеко мы пойдем? На что я согласилась? Ну не утопят же они меня здесь? Хотя могли бы. При таких свидетелях это бы точно списали на самоубийство. Прокурор, судья, и та дама в шляпе с фиолетовой тульей, она, кажется, судмедэскперт, не запомнила, как ее зовут.

— Ныряем! Время!

— Марьяша, только на минутку.

— Сделай глубокий вдох и думай о доме!

— А лучше вообще ни о чем не думай!