Не скрою, я мечтала стать актрисой. Помните Вернона Майлза, красавца актера, за которым до войны бегала толпа поклонниц? В то время он был кумиром для людей моего поколения, как поп-звезды для современных подростков. Ну и я, разумеется, вместе со всеми сходила с ума по Майлзу. Мое семейство как раз обосновывалось в доме тети Мэдж, где мне выделили две комнаты наверху. Можно сказать, целую квартиру. Каждый вечер я бегала к служебному входу в театр и поджидала Вернона Майлза, пока в конце концов он меня не заметил. Тогда я была очень хорошенькой, хоть и неловко так о себе говорить. С пышными белокурыми волосами, натуральными, а не крашеными, как сейчас. В любую погоду я стояла в урочный час перед служебным входом, и постепенно он привык к моему присутствию и начал подшучивать. Сначала Майлз расписывался в моей книжке для автографов, потом стал здороваться и приветливо махал рукой, а в один прекрасный день пригласил в гримерную, где мы выпили вместе с другими членами труппы.
— Знакомьтесь — мой «Верный старик»,[1] — представил он меня друзьям.
Вернон Майлз обладал замечательным чувством юмора. Все присутствующие встретили его слова смехом и принялись пожимать мне руку. Ну, тут я и намекнула, что ищу работу.
— То есть вы хотите играть на сцене? — уточнил он.
— Все равно чем заниматься, лишь бы работать в театре. Если пожелаете, могу поднимать и опускать занавес.
Такой смелый ответ и весь мой вид, говоривший о том, что отказ не принимается, помогли добиться цели, и Вернон Майлз действительно устроил меня на работу второй помощницей помощника режиссера. Несмотря на громкое название должности, на самом деле я выполняла функции курьера, но все равно первый шаг по лестнице, ведущей к успеху, был сделан. А чего стоило прийти в дом тетушки и сообщить всему семейству, что я работаю на сцене с самим Верноном Майлзом!
Помимо основных обязанностей, я подменяла заболевших дублерш. Счастливое, беззаботное время! Но самое главное — теперь мы с Верноном Майлзом виделись каждый день. Я всегда уходила из театра одной из последних, подгадывая время, чтобы встретиться с ним на выходе.
Майлз перестал называть меня «Верным стариком» и придумал другое имя — Фиделити,[2] что звучало гораздо приятнее. Я же взяла на себя обязанность отгонять от служебного входа всех его назойливых поклонников. Такую же услугу я оказывала и остальным членам труппы, и некоторых стала грызть зависть. В закулисном мире таится много злобы, которая проявляется по-разному, хотя сами «звезды» этого не замечают.
— Не хотела бы я оказаться на вашем месте, — призналась я как-то вечером Вернону Майлзу.
— Что так? — удивился он.
— Вы бы сильно удивились, если бы услышали сплетни, что передаются шепотом за спиной, — сообщила я. — В лицо все льстят, но стоит отвернуться, и злым языкам нет удержу.
По-моему, предупредив его, я поступила порядочно. Такой славный, благородный человек! Как можно равнодушно выслушивать нападки в его адрес? К тому ж он был в меня немного влюблен. Так, ерунда, ничего серьезного. Однажды поцеловал под омелой на рождественской вечеринке, и, должно быть, самому стало стыдно, потому что на следующий вечер выскользнул из театра тайком, даже не попрощавшись.
Всю неделю я ждала в коридоре, но Вернон ни разу не вышел один. А в субботу постучала в дверь гримерной, точно зная, что там нет посторонних. Увидев меня, он, похоже, испугался.
— Привет, Фидо! — Теперь Майлз звал меня именно так. — Я думал, ты ушла домой.
— Нет. Хотела узнать, не надо ли чего.
— Очень мило с твоей стороны. Нет, все в порядке.
Я стояла и ждала. Если вдруг захочет поцеловать, возражать не стану. Кроме того, может и до дома подвезти, ведь сам живет в Челси, а это по пути. Потоптавшись на месте, я об этом намекнула, но Вернон Майлз как-то натянуто улыбнулся и заявил, что, к сожалению, едет ужинать в отель «Савой», а он находится совсем в другой стороне.
А потом вдруг закашлялся и стал хвататься за сердце. Испугался очередного приступа астмы, которой давно страдал. Умолял позвать костюмера, дескать, тот знает, как надо действовать. Я не на шутку встревожилась и, разумеется, исполнила просьбу. Костюмер не замедлил явиться и тут же выставил меня за дверь, пояснив, что мистер Майлз должен минут двадцать отдохнуть, а иначе сорвется ужин в отеле «Савой». Думаю, он просто завидовал нашей дружбе, потому что с того самого вечера неотлучно караулил дверь в гримерную и, стоило мне появиться, вел себя прямо-таки оскорбительно. Как недостойно и глупо! Да и обстановка в театре в корне изменилась. Актеры из труппы взяли манеру перешептываться по углам, не желали разговаривать и, заметив меня, отворачивались.