В тот день прибыли двое слуг: мужчина средних лет, невысокий и худощавый, и местная молоденькая девочка с широким улыбчивым лицом. Для помощи по хозяйству ВВС выделили нам только их.
В обязанности девушки входило следить за угольными печами и вовремя растапливать их, мыть и нарезать овощи, забивать куриц, чистить рыбу и наводить порядок.
Мужчину мы называли
— Выбить одеяло! Отмыть пятно!
Благодаря этой странной привычке
— Выдумала какой-то странный рецепт, — бормотал он. — Вот что я скажу. Она хочет, чтобы я намазал эту жижу на пол. Да у нее ветер в голове! Она что, собирается есть этот пол? Или думает, что он станет похож на большой и вкусный пирог? Ха!
Я поделилась услышанным с Мэйли и Лицзюнь. Я должна была это сделать. Что, если Хулань сошла с ума? Вдруг она решит сжечь дом? В ответ они рассказали мне о других ее странных поступках. Оказывается, Хулань распорядилась, чтобы
— Мажь ее на стены, — ворчал тот. — Сказала, что она приготовлена, как надо.
Мы все прикусили языки. Бедная Хулань!
Но через несколько дней
— Не беспокойся из-за утки, — сказала я. — Ты не виноват. — Я больше не могла сдерживать любопытство, поэтому продолжила: — Но это все равно лучше, чем есть суп из глины, да?
— Простите,
Я кивнула в сторону комнат Хулань:
— Должно быть, тот суп из глины, который она приготовила, совсем невкусный?
— Простите,
Так мне и пришлось придумать повод зайти к Хулань, чтобы проверить, как далеко зашло ее сумасшествие. Я достала лучшую иглу для вышивания из своей корзинки для рукоделия.
— Это твоя иголка? — спросила я, когда она подошла к даери. — Я нашла ее на полу. Не уверена, что она моя.
Пока Хулань разглядывала иглу, я увидела, что она сделала с помощью своего «глиняного супа». Полы высохли и блестели, как фарфоровые, с них не поднималось ни пылинки. А стены, которые раньше осыпались, как наши, стали гладкими и чистыми. И нигде не было видно насекомых.
Пока я разглядывала эти изменения, Хулань объ-. явила:
— Ты права, это моя иголка. Я ищу ее уже несколько дней.
Вечером того же дня Хулань помогла мне привести в порядок мои полы и стены. Я дала ей таким образом сгладить пролегшую между нами трещину. Восстановив одно, мы восстанавливали совсем другое. Она знала, что я позволю ей это сделать, потому что приняла у меня иглу, хотя мы обе знали, кому она принадлежит на самом деле.
Не знаю, почему я столько говорю о Хелен. Речь ведь сейчас не о ней, хотя из-за нее я сейчас тебе все это рассказываю. Она попыталась бы внушить тебе, что я недостаточно старалась, чтобы наладить свой брак. Но это неправда.
Например, когда через неделю или две после нашего прибытия в Янчжоу к нам присоединились мужья, я приготовила большой праздничный ужин. Не только для Вень Фу, но и для его товарищей — пяти или шести человек со второго и третьего наборов.
Этим пилотам очень понравилась щедрость Вэнь Фу, когда он сказал:
— Приходите ко мне! Ешьте, сколько захотите!
Он всех их пригласил в гости, и Цзяго тоже. Тогда я пригласила Хулань, Мэйли и Лицзюнь с мужьями. В итоге пришлось готовить ужин на четырнадцать персон. Хулань предложила помощь, и я, для виду запротестовав, согласилась. Работы было действительно много.
Продукты я покупала на деньги из своего приданого, подарка отца на свадьбу. Нет, этого семья Вэнь Фу отобрать у меня не смогла. Пока не смогла. Отец был очень умен: он положил деньги в шанхайский банк на мое имя. Четыре тысячи юаней, китайских долларов. После свадьбы я сняла двести юаней, и к переезду в Янчжоу у меня оставалось около сотни.
Вэнь Фу зарабатывал по семьдесят китайских долларов в месяц. Это были хорошие деньги, примерно в два раза больше зарплаты школьного учителя. Но Вэнь Фу тратил их на глупые покупки: виски, игру в маджонг, ставки на изменения погоды.
А я после каждого нашего переезда тратила свое приданое на покупку мебели. Хотя не должна была.