Кухонный бог и его жена

Но тогда даже мне для счастья было почти достаточно красоты окружающей природы. Я часто гуляла в одиночестве вокруг озера, не вспоминая о прошлых невзгодах, не думая о будущем с молодым мужем. Я просто наблюдала за птицами, парящими над озером и так медленно опускающимися на его гладь, что на ней не появлялось ряби. Или восхищалась красотой паутины, повисшей на кусте, ее идеальной формой, украшенной переливающейся на свету росой. Я прикидывала, смогу ли связать свитер с таким узором.

А потом птицы начинали звать друг друга, и их голоса напоминали женский плач, или паук чувствовал мое дыхание, сжимался в комочек, а потом бросался наутек. И тогда меня с новой силой одолевали страхи и сомнения.

Перед свадьбой мы с Вэнь Фу были едва знакомы, а после нее месяц прожили с его родителями в их доме на острове. Так что я знала мать Вэнь Фу лучше, чем ее сына. Она учила меня быть хорошей женой. Мать, избаловавшая сына, учила меня долгу перед этим ужасным человеком. А я ее слушала, потому что у меня не было собственной матери, только Старая и Новая тетушки, которые научили меня бояться.

Итак, вот в чем заключались уроки моей свекрови: я должна была защищать мужа, чтобы он потом защитил меня. Страшиться мужа и считать этот страх уважением. Правильно готовить ему горячий суп, который можно было подавать только после того, как я обжигала в нем свой мизинец.

— Это не больно! — восклицала свекровь, если я вскрикивала. — Разве такая жертва ради собственного мужа — это боль?

Мне показалось, она пыталась привить мне мысль, что страдания, претерпеваемые ради супруга, — и есть проявление истинной любви, которая должна возникнуть и укрепиться в браке. О такой любви говорилось в китайских и американских фильмах. Женщина всегда должна была ощущать боль, страдать и плакать, и лишь потом к ней приходила любовь.

Теперь, когда я жила с Вэнь Фу в крохотной монастырской келье в Ханчжоу, мне приходилось много страдать. А значит, казалось мне, моя любовь растет с каждым днем, и я становлюсь хорошей женой.

Сейчас я подошла к той части рассказа, где должна быть предельно честной. Раньше я думала, что не должна разговаривать с тобой на эти темы. Ну, о сексе. Но, если буду продолжать в том же духе, ты не поймешь, почему изменилась я и как изменился он. Так что я просто расскажу тебе, как все было, хотя, может, и не во всех деталях. Скорее всего, я не сумею говорить обо всем, и тогда тебе придется представить, как это могло быть. А затем сделать картинку перед своими глазами в десять раз страшнее.

Вэнь Фу хотел меня каждую ночь. Только все происходило не так, как в родительском доме. Там я очень стеснялась, а он был ласков и нежен, утешал и ласкал меня, останавливался, когда я слишком сильно пугалась, чтобы я не начинала кричать в полный голос. Но в Ханчжоу он сказал, что мне пора учиться быть хорошей женой.

Я подумала, что он научит меня чему-то, что поможет мне справиться со страхом. Я все еще нервничала, но была готова учиться.

В первую ночь в монастырской келье мы лежали на узкой кровати. Я была в ночной рубашке, а Вэнь Фу — в одних брюках. Он целовал мой нос, щеки и плечи, говоря, какая я красивая и как он счастлив со мной. А потом шепотом попросил произнести слова, обозначающие части женского тела, — самые мерзкие слова, какими говорят лишь о самой грязной падшей женщине, отдающей свое тело иностранным морякам. Мне было неприятно даже слышать их, и я отпрянула.

— Не могу, — наконец созналась я.

— Почему? — мягко спросил он с нежным, заботливым выражением на лице.

— Женщина не может произносить такое, — ответила я, судорожно ища причину. А потом тихо засмеялась, показывая, что мне стыдно даже думать об этом.

Внезапно его улыбка исчезла, и передо мной будто оказался совершенно незнакомый человек. Он быстро сел. В минуты ярости лицо Вэнь Фу становилось безобразным, я испугалась и тоже села, гладя мужа по плечу, отчаянно стараясь вернуть его расположение.

— Скажи их! — рявкнул он и повторил эти слова, три или четыре грязных ругательства.

Я покачала головой и заплакала. Тогда Вэнь Фу снова сделался нежным. Он вытирал мне слезы и говорил, как любит меня, гладил по спине и шее, пока я не разомлела от облегчения и радости. «Он всего лишь шутил, — думала я. — Какая же я глупая!» Потом муж помог мне встать и снял мою ночную рубашку. Когда я осталась обнаженной, он взял меня за руки и нежно взглянул в глаза.

— Скажи их, — прошептал он. И, услышав эти слова снова, я начала оседать на пол. Но Вэнь Фу не дал мне упасть. Рывком поднял вверх, подтащил к двери, как мешок с рисом, открыл дверь и вытолкнул меня в коридор монастыря, где любой проходящий мимо мог увидеть меня совсем голой.

Что мне было делать? Крики разбудили бы людей, которые обязательно выглянули бы за двери и увидели меня. Поэтому я принялась шепотом умолять:

— Открой дверь! Открой!

Прошло несколько минут. Вэнь Фу не впускал меня и не отвечал. И наконец я сдалась:

— Я их скажу.