Кухонный бог и его жена

Вэнь Фу повезло, что довольно скоро дом наполнился сотнями деревенских жителей, пришедших, чтобы поесть сладких няньгао, печенья из липкого риса, название которого похоже на поздравление «С Новым годом». Поэтому если Старую и Новую тетушек и смутил визит Вэнь Фу, то это смущение быстро растворилось в событиях дня. В доме было слишком много народу, чтобы запомнить все подробности.

Я раздавала тарелки с отварными пельменями, когда Вэнь Фу подошел ко мне.

— Где она?

— Она стесняется, — сказала я.

— Я ей не нравлюсь? — спросил он.

Вэнь Фу насупил брови, но все же улыбался.

— Она просто стесняется, — повторила я.

Мне показалось, что не стоит говорить ему, как увлечена им Пинат.

— Откуда эта внезапная стеснительность? — со смехом спросил он. — Она означает, что я ей понравился? — Затем он повернулся ко мне. — Ты не стесняешься. Значит ли это, что тебе я не нравлюсь? Значит, в этом все дело? — И он снова посмотрел на меня с тем же дразнящим выражением.

Я еле нашла в себе силы ответить:

— Я не такая. То есть не стеснительная.

— То есть, возможно, я и тебе нравлюсь, — тут же заявил он.

— Стеснительность вообще не связана с тем, нравится тебе кто-то или нет, — сказала я.

Так мы и препирались, пока у меня не разболелась голова от стараний быть вежливой, но не поддаваться на его хитрые вопросы. Наконец он вытащил из кармана конверт.

— Сестренка, пожалуйста, передай это ей. Пожалуйста, попроси ее ответить мне завтра.

А потом он ушел. Пинат, все это время следившая за нами, тут же бросилась ко мне из-за кухонных дверей и потребовала свое письмо.

— Что он пишет? — поинтересовалась я.

Мне казалось, я имею право знать содержание этого письма так же, как и она. Я так усердно трудилась ради нее. Пинат приподняла плечи, закрывая письмо от меня, прямо как гусыня закрывает гусят крыльями.

Она хихикала и кусала ногти, а потом дергала себя за пряди волос, зажатые в кулаке.

— Что он пишет? — повторила я.

Пинат подняла на меня взгляд:

— Ему нужен ответ завтра. Скажи ему, что у меня пока нет ответа. Скажи, пусть подождет. — И она пошла прочь.

Вот так я и стала помогать Вэнь Фу и Пинат: передавала им письма друг от друга, устраивала им короткие свидания на рынке и во время прогулок. У меня даже в мыслях не было отбивать Вэнь Фу у Пинат.

Клянусь. Я не искажаю воспоминания, чтобы не чувствовать вины.

Каждый раз, передавая Вэнь Фу письмо, я рассказывала ему о Пинат. Я говорила, какого цвета на ней сегодня платье — например, розовое, под стать щекам, — что в волосах у нее — заколка с изображением дракона, которую она прикрепила, думая о нем.

Я намекала, что она потеряла аппетит и стала худеть.

Конечно, все это была неправда, я лишь представляла себе все те глупости, которые делали влюбленные девушки в наше время.

Так как же вышло, что я стала его женой? Иногда я думаю, что мне надо спросить об этом Пинат. Если моя кузина все еще жива там, в Китае, она, наверное, согласится ответить. Я ничего не делала для того, чтобы обратить на себя внимание Вэнь Фу, совсем ничего. Вэнь Фу сам передумал.

У меня было хорошее, доброе сердце, как у тебя. Я была чиста, как ты. Надеюсь, ты поймешь, что когда-то твоя мать была одинокой девушкой, которая ничего не ждала от жизни, но очень многого хотела. И вдруг в мою дверь постучал обаятельный парень и принес с собой надежду на лучшую жизнь.

Что мне оставалось делать? Я его впустила.

7. ПОДСЧЕТ ПРИДАНОГО

Помнишь, Хелен твердит всем, что была подружкой невесты на моей свадьбе? Пышной, торжественной свадьбе в китайских традициях. Именно такое торжество для меня и устроили, тут Хелен не врет. Да только ее там не было. А Пинат — с этим своим выбеленным лицом и губами, красными, как зад мартышки, — была. Она широко улыбалась, словно и вправду радовалась за меня. Правда, видели бы вы ее за месяц до того: кузина так на меня злилась, что даже смотреть в мою сторону не хотела. Она взваливала на меня вину за то, что Вэнь Фу женится на мне вместо нее, и делала вид, что оглохла, когда я напоминала, как помогала им. А ведь это было чистой правдой. Я все время передавала их письма от одного к другому, а кузина запрещала мне их читать. Позже именно меня осенила идея насчет укромного уголка в теплице, где Пинат красилась. Я посоветовала Вэнь Фу, когда приехать и где спрятать велосипед, и привела его к Пинат, чтобы они могли поговорить целых два часа, пока вся родня спит после обеда. И это я стояла возле двери, охраняя их от Старой тетушки и Новой тетушки. А Пинат и Вэнь Фу целовались. Конечно, самих поцелуев я не видела. Но знала, что они это делали, целовались, как безумно влюбленные, потому что, когда они вышли из-за битых цветочных горшков, лицо и шея Пинат были покрыты красными пятнами там, где ее касались губы Вэнь Фу, красные от ее помады. И щеки его тоже оказались в ее белой пудре, отчего он походил на оперного певца. Я увидела, как он отъезжал с довольной улыбкой во все лицо, и бросилась к Пинат, чтобы помочь ей вытереть следы от поцелуев и смыть косметику.