Кухонный бог и его жена

Я не понимала, почему студентам, писателям и художникам здесь так нравится. Наверное, жить впроголодь, питаясь одними идеями, казалось им романтичным. А еще здесь было очень много проституток, только не тех, высококлассных, которые жили на Нанкин-роуд, где располагались ночные клубы. Нет, этих девушек называли «придорожными женами», и я встречала их на каждом третьем шагу. Они стояли возле крохотных, на три стола, ресторанчиков или винных магазинов, расположенных в узких, не шире собственных дверей, домишках, или у крутых лестниц, ведущих в чайные, устроившиеся на втором этаже.

Потом я вышла на улицу, сплошь занятую книжными развалами. Там везде торговали старыми книгами, картами и журналами. Можно было найти все, от истории и любовных романов до поэзии и политики.

— Запретные истории! — обратился ко мне один из продавцов и показал из-под стола журнал.

На обложке была изображена кричащая и плачущая женщина в объятиях мужского силуэта. Я остановилась, чтобы взглянуть. В журнале оказались рассказы, вроде тех, что мы с Пинат когда-то читали в оранжерее. Стоя там, на улице, я вспомнила эти истории о девушках, которые не послушались родителей и вышли замуж по любви. Печальный конец всегда сопровождался моралью: «Поддашься чувствам — сломаешь себе жизнь», или «Влюбишься и утратишь достоинство», «Не теряй уважения к семейным ценностям, а не то потеряешь лицо». Я даже вспомнила те истории, из-за которых сильнее всего плакала. Мне казалось, что в них описывается трагическая судьба моей мамы.

Только там, у этого книжного развала мне пришло в голову, что все эти истории надуманы, что в них нет ни слова правды. Я, как Пинат и все остальные, представляла себе, что жизнь мамы закончилась трагично. Я сама позволила этим грустным историям себя напугать. И к чему это привело? Страх не уберег меня от несчастий, напротив, сделал беспомощной перед ними. Тогда мне пришла в голову другая мысль. Что, если мамина жизнь сейчас наполнена радостью и любовью? Что, если и я сумею обрести счастье? Мне оставалось на это только надеяться.

Честное слово, в тот момент я думала именно так. И потому не считаю дальнейшие события простым совпадением. Они произошли, потому что я наконец осознала нечто важное.

И вот что случилось.

Я почувствовала, как кто-то коснулся моего плеча. Развернулась, но не узнала улыбающегося мне мужчину.

— Уинни? — спросил он. — Помнишь?

Имя показалось мне знакомым. Понимаешь, я подумала, что он напоминает мне, как его зовут, и силилась сообразить, кто же это такой.

И тогда он сказал:

— Я не забыл, что навлек на тебя неприятности.

Что? О чем этот человек говорит?

И тут я узнала его голос. Это был тот самый военный, китаец и американец одновременно, Джимми Лю, который нарек меня Уинни.

Да-да! Твой отец. Вот так наше прошлое и будущее спустя пять лет после знакомства столкнулись на одной из улочек Шанхая. Можешь себе представить? Если бы я не отправилась повидать Пинат, если бы не отвела взгляд от дурацкого журнала, а Джимми Лю не вышел бы купить газет, если бы что-то произошло минутой раньше или позже — мы бы разминулись. Вот и скажи мне теперь, разве это не предначертание?

Так я и сказала твоему отцу много лет спустя, уже после того, как мы поженились. Как нам повезло, что предначертание нас соединило! Но твой отец не верил в предначертание, во всяком случае не в том смысле, который вкладывают в это понятие в Китае.

— Предначертание, — говорил он, — это линия твоей жизни, определенная кем-то другим. Но наша любовь выше всего этого.

Он предпочитал слово «судьба», то есть нечто неотвратимое.

Ну, для меня это было тем же самым, что и предначертание. Он же утверждал, что это разные вещи, и разница между ними очень важна. Поэтому я ему сказала:

— Может быть, у тебя американский взгляд на это, а я вижу то же самое, но по-китайски. Ты говоришь «красивая рыба в аквариуме», а я — «красивый аквариум с рыбой». Но слова не имеют значения, потому что красивый аквариум и красивая рыба — одни и те же.

Но твой отец настаивал:

— Мы полюбили друг друга с первого мгновения, поэтому наша воля объединилась, и мы друг друга нашли.

После этого я уже с ним не спорила. Как бы я сказала твоему отцу, что полюбила его не сразу? Нет, тогда, на танцах в Куньмине, я еще ничего не знала о чувстве, которое вспыхивает в один момент. А если я о нем не знала, то как могла его ощутить? Но когда мы столкнулись с ним во второй раз, моя любовь разгорелась очень быстро.

Возможно, правы мы оба, и наша встреча была моим предначертанием и его судьбой. Потом твой отец решил посвятить себя служению Богу и решил, что нас свела Его рука. А я не нахожу больше никаких объяснений тому, что мы все-таки встретились. Могу сказать одно: я шла по незнакомой улице Шанхая, и он оказался там же.