Кухонный бог и его жена

А однажды мы с отцом вдвоем смотрели, как из его кабинета выносят письменный стол, длинный и широкий, с резными ножками. Он принадлежал нашей семье несколько поколений, лет двести точно. Стол не хотел уходить, он не пролезал в дверной проем. Носильщики пытались развернуть его то так, то этак. Наконец, человек, купивший его у Вэнь Фу, сказал, что хочет получить деньги назад. На лице отца появилась полуулыбка облегчения. Но потом разгорелся спор. Когда Вэнь Фу отказался возвращать деньги, покупатель сказал:

— Ты же сам видишь, стол не выходит.

— Это твоя проблема, — отрезал мой муж.

— Но ее не решить! — закричал покупатель.

Это продолжалось несколько минут, до тех пор, пока Вэнь Фу не взял стул и не обломал резные ножки стола. Никто не успел попытаться остановить его.

— Все, проблема решена! — заявил он.

Видела бы ты боль на лице отца!

Вэнь Фу вообще никогда не удавалось остановить. Никому — ни отцовским женам, ни моим единокровным сестрам, ни их мужьям. Он продавал и тратил. Перед ним все оказывались беспомощны. Если кто-то пробовал с ним спорить, Вэнь Фу кричал:

— Может, мне вас всех отправить в тюрьму вместе с этим предателем? Вот чего вы добиваетесь?

И после этого никто не решался сказать и слова.

А теперь я раскрою тебе один секрет. Хоть я и не спорила, но у меня были свои способы сопротивляться. Однажды я украла кость маджонга из набора.

В следующий раз, когда Вэнь Фу с матерью и друзьями сели играть, они обнаружили, что им не завершить партию, пока эту кость не найдут. Я слышала, как мать Вэнь Фу кричит:

— Это точно? Ну-ка, сложите их еще раз! Пересчитайте снова!

Мне пришлось втянуть живот, чтобы не рассмеяться.

Как-то я рассердилась на мужа за то, что он не собирался вставлять новые стекла взамен разбитых.

— Сквозь окна в дом попадают насекомые и болезни, — говорила я.

Но ему до этого не было никакого дела. Тогда я взяла маленькую коробочку и поставила ее в саду под камни, а потом пошла в комнату, которую Вэнь Фу отобрал у отца, и насыпала жуков ему в шкаф и под простыню. Тогда у меня была собственная комната напротив этой, и ночью я слышала, как мой муж с воплями гоняется за этими жуками и бьет их тапками. Но стекла он тем не менее не вставил.

Позже я даже придумала, как вернуться в комнату, некогда принадлежавшую моей матери. Туда въехала мать Вэнь Фу, она сама выбрала эту комнату для себя, и я всегда очень злилась, видя ее там. У меня появился шанс, когда я услышала, как она жалуется:

— Прошлой ночью было так холодно, как будто ветер дул прямо от стен!

Я тут же откликнулась:

— Ах, я слышала, что в той комнате умерла женщина.

Потом я повернулась к Сань Ма.

— Правда?

Сань Ма с радостью мне помогла.

— Да, убийство или самоубийство, — подтвердила она. — Никто не знает, уж больно дело было запутанное. Правда, это произошло давно, значит и беспокоиться не о чем.

В тот день свекровь заставила меня поменяться с ней комнатами.

Но даже призрак моей матери не помешал Вэнь Фу приходить ко мне по ночам. От него пахло сигаретами, виски и духами. Он переворачивал меня, разгибал мне руки и ноги, словно я была складным стулом. Закончив удовлетворять себя, он вставал и шел в свою комнату, не произнеся ни единого слова.

Когда он уходил, я тоже вставала. Специально для этого я хранила в комнате таз с водой. Я мочила грубую тряпицу и мылась, усердно отскребая кожу там, где ее касался муж, снова и снова. Закончив, я выливала грязную воду в окно. Плюх!

20. ЧЕТЫРЕ ДОЧЕРИ НА ВЫДАНЬЕ

Помнишь Эдау Фон? Она ходат в нашу церковь, у нее три дочери и два сына, одан из которых стал доктором. На помолвку Бао-Бао она пришла в красном платье.

Так вот, по словам Хелен, у одного из ее сыновей — проблемы с психикой. У сына Эдны проблемы, не у сына Хелен. Хотя Хелен говорит, что всегда беспокоилась о Фрэнке — у него, мол, нет надежного будущего. Но, услышав о сыне Эдны, стала благодарить судьбу. За Фрэнка благодарить, не за сына Эдны. Она сказала:

— Я должна быть благодарна судьбе за то, что у меня нет таких проблем в семье.

А я тогда подумала: это не благодарность, это оправдание! Точно так же думают люди в Китае. Они уделяют слишком много внимания чужим страданиям, чтобы забыть о своих.

Зачем сравнивать свои жизни с чужими? От этого человек только всего пугается, потому что начинает вспоминать, чего еще может лишиться. Почему люди не хотят просто надеяться на лучшее?

Если бы в Китае я думала как все, то все еще была бы там. Потому что я видела, что очень многие живут хуже, чем я.

После войны Шанхай наполнился нищими. Женщины, словно что-то рекламируя, сидели прямо на мостовой с плакатами, на которых была изложена их история. Эту бросил муж. У другой вся семья погибла во время войны. У третьей муж стал опиумным наркоманом и продал все, включая детей.

Мне было страшно. Если бы я знала, что сумею сбежать к лучшей жизни… Но тогда ни о какой лучшей жизни не шло и речи.