Кудеяров стан

Конечно, Игорек тоже очень хотел пойти, но надо было кому-нибудь оставаться дежурным на Кудеяровом стане. Хоть заповедную глиняную площадку и прикрыли для спокойствия слоем земли, но оставлять раскоп без присмотра Дмитрий Павлович не решился: тут и курень, и инструмент, и постель, и, наконец, целая груда бумажных пакетов с находками… Словом, Игоря оставили одного на хозяйство.

Было, конечно, обидно, что именно его. Правда, сам Игорь не нашел бы заброшенного в лесу городища, и поэтому было ясно, что в проводники нужен был не он, а Глеб, но всё-таки было обидно.

А как только ушли… Эх! Вспоминать тяжело и стыдно!

Стоит паренек у разбитого горшка, и такая горечь, такая пустота на сердце…

Что он скажет теперь Дмитрию Павловичу? Какими глазами посмотрит на ученого?… Тоже — дежурный… Ему доверили, на него положились.

— Игорь!

— А?! — и злосчастные обломки сосуда летят наземь из рук мальчика. Летят и раскалываются на ещё более мелкие куски.

Глеб подходит ближе, смотрит на черепки, смотрит в раскоп. Подходит и Дмитрий Павлович. Оба молчат, осматривают следы варварской работы, молча глядят на Игоря. Лицо у Дмитрия Павловича серьезное и опечаленное. Археолог, видимо, очень расстроен и даже растерян.

— Что же это ты, Игорек, натворил?… Ведь это была первая совершенно целая славянская печь девятого века… Зарянина печь… Эх, ты!

Мальчик не выдерживает наконец, плечи его вздрагивают от рыданий.

— А реветь незачем. Мужчина. Слезы мужчине не оправдание. Да… не ожидал я от тебя такого… Переоценил, видимо…

Игорек молча поворачивается и, опустив голову, идет прочь с городища. Идет — сам себя изгоняет с позором.

Глеб с вопросом глядит на Дмитрия Павловича:

— Пойти за ним?

— Не надо, — после секундного раздумья решает тот, — пусть сам с собой побудет, подумает. Эх, дуралей!

А дуралей, опустив голову, уходит всё дальше и дальше. Обернулся лишь за поворотом тропинки, когда его уже нельзя было увидеть с Тарелочки.

— Игорь! — слышит он голос Глеба и опять: — Игорь!

Это уже и Дмитрий Павлович зовет. Только куда там! Ничто, никакая сила не повернет бедного паренька. И мальчик понуро бредет прочь. И с каждым шагом всё дальше полный чудес, но потерянный для него Кудеяров стаи.

— Жалость какая! И кто бы мог подумать? Вот неудача… Первая печь девятого века. И в ней горшки. Видишь? Они, видимо, тоже целые были… Эх, Игорёк, Игорёк!

Дмитрий Павлович на коленях ползает по земле, собирая осколки разбитого горе-дежурным сосуда. Собрал, начал складывать, привычно выбирая смежные куски. Потом вздохнул с облегчением.

— Этот весь. Ничего, Глебушка. Составим, склеим, будет как игрушка.

Потом собрал у печки черепки ещё одного горшка, обломки сковороды, тоже глиняной. К одному из горшков прикипели даже остатки какого-то варева и кости.

Очевидно, жители городища спешно покинули свой поселок, даже утварь бросили на месте. Может быть, в печи ещё пылал огонь, когда брошена была древняя полуземлянка. Почему оставлено было славянами хорошо укрепленное родовое гнездо? Дмитрий Павлович сейчас, до окончания раскопок, не мог уверенно ответить на этот вопрос. Может быть, надвигалась сильная орда кочевников, могли то быть и печенеги и хозары… Возможно, видали славяне, что слишком грозен и многолюден враг, что мышеловками могут стать для них городища, что необходимо уйти всем на север, под защиту непроходимых для конной орды густых лесов.

Глеб аккуратно завернул в бумагу куски разбитых сосудов, каждого отдельно. После и он и Дмитрий Павлович занялись поруганной печью: ножами и кистями очистили её со всех сторон от земли, измерили, зачертили, сфотографировали с разных сторон и принялись тщательно перебирать всё, что ещё оставалось в печи.

Увы, уцелело немногое: вынули два небольших не то горшочка, не то глиняных стакана, несколько маленьких кусочков оплавленной зеленоватой бронзы, разбитую формочку для отливки нехитрого браслета и напоследок… наполовину изжеванный окурок папиросы.

Оба в первую минуту опешили.

— Игорь не курит, — уверенно сказал Глеб.

— А Полян и подавно не курил, — недоверчиво отшутился археолог. Он внимательно осмотрел неожиданную находку — «Казбек».

— Игорь папиросы в рот не возьмет, а эта, смотрите, до корня докурена, до ватки… и «Казбека» нет в нашем сельмаге.

— А у отца Игорева?

— Отец его тоже не курит.

— Значит… — и Дмитрий Павлович вдруг засмеялся, — значит, это Заряна курила. Как мы сразу не догадались?

Засмеялся было, но сразу опять стал серьезен. Встал, выпрямился, растер поясницу ладонями.

— Да… Ну давай, Глеб, хорошо осмотрим Тарелочку…

Возле пня, что метрах в трех от раскопа, на земле подняли смятую бумажку от карамельки.

— Игорева? — спросил археолог.

Глеб пожал плечами:

— Не видел, чтобы Игорек конфеты грыз на городище. Вообще-то он любит, только обязательно и меня бы угостил. Он не жадный.

— Опять заступаешься. Верно, и конфеты Зарянины? Ну, а карамельки такие у вас в сельпо есть?

— Есть. Может быть, бумажку эту Вера бросила ещё до ухода? Она сластёна известная.