Кудеяров дуб

— Ну, что ж, неужели думаете, что большевики к нему ключей не подберут? — жестко ответил тот.

Старушка притихла и, сдерживая слезы, поглаживала рукав Мирочки.

— А твое приданое, доченька, в сундуках, — шепнула она ей на ухо.

Когда проезжали мимо станции, доктор Шольте указал Брянцеву на четыре стройно тянувшихся к ее дверям очереди отъезжающих. Между ними медленно и самоуверенно ходил немецкий патруль.

— Смотрите, как население уже привыкло к порядку, — сказал он.

— Погодите, это входных дверей еще не открыли, а вот когда их отопрут, — тогда посмотрим, какой будет порядок, и сможет ли поддерживать его ваш ефрейтор, — ответил Брянцев.

Типографские вагоны были ночью переведены на другой путь, но Шольте их быстро разыскал и привел с собой оттуда двух молодых цинкографов. С ними прибежала и Женя.

От автомашины к вагонам потянулось целое шествие.

Впереди энергично шагала Женя с торчащей из-под мышки, как рыцарское копье, половой щеткой, за ней Шольте вежливо поддерживал под руку цеплявшего ногами за шпалы доктора, далее Брянцев с двумя перекинутыми на ремне чемоданами — своим и докторским, — а за ним стайкой докторша, Ольга и Мира, брезгливо держащая за ручки кастрюлю и лохань. Она старалась отставить их подальше, чтобы не испачкать своей шубки. В конце шествия цинкографы с трудом волокли тяжелый старинный, окованный жестяными полосами сундук Им очень хотелось «выразиться» по адресу его владельцев, но боялись шедшего впереди начальства.

Котов встретил процессию перед вагоном. Его запрятанное в поднятый воротник, еще отекшее со сна лицо разом окисло.

— Куда? — развел он руками. — Людей еще кое-как размещу, сделав некоторое уплотнение, но багаж, багаж?

— Там еще два таких сундука на машине остались, да чемоданов десяток — заговорили разом оба цинкографа.

— К Шершукову, в армянский вагон? — предложил Брянцев.

— Вчера взят штурмом третьим эшелоном одаренных кретинов, — мрачно доложил Котов, — все потомство Карапета Великолепного загнано в один угол и осаждено в нем. Единственная возможность погрузить сундуки вон на ту ближайшую к нам платформу. Ведь маршрут для всего поезда один.

— Украдут! В Ростове обязательно украдут! — всполошилась докторша.

— Больной тот вор будет, какой на этот сундук польстится, проворчал старший цинкограф и скомандовал младшему: — Собирай подмогу, одни мы разве этого черта на платформу подымем?

Доктора кое-как протащили сквозь густо забитый мешками, ящиками и чемоданами проход, всунули в купе Брянцева и усадили в уголке. Рядом с ним села Мира, откинула голову и закрыла глаза. В тепло вагона ей невыносимо захотелось спать. Ольга, став на сидение, распределяла вещи в сетке.

Вагон рвануло, встряхнуло на стрелке и мимо окон проплыли обгоревшие стены элеватора.

— Назад едем, к перрону должно быть подают, — сказал Брянцев, — но и отход скоро, — посмотрел он на часы, — без восьми восемь уже.

На перроне в серой мути раннего зимнего утра темнела густая, колышущаяся людская масса. Разобрать в ней отдельные фигуры было невозможно. Прыгая по мешкам, мимо двери купе пронесся Шершуков.

— У этой двери сам стану, а у той двух немецких солдат установил. Им недалеко, только до Кавказской, — бодро и даже весело, словно радуясь предстоящей схватке, крикнул он Брянцеву на ходу.

Лязгнули буфера, и поезд стал. Вдоль него тотчас же побежали горбатые под мешками люди. Они заглядывали в окно вагона и, увидев серую шинель Шольте, бежали дальше.

— Вот вам и порядок, — подтолкнул Брянцев локтем немца. Нет, с русской стихией вашему ефрейтору не справиться!

Шольте пожал плечами и отдал общий поклон.

— Я вас встречу в Мелитополе. Счастливого пути, господа!

Ровно в восемь, без звонков и гудка, поезд тронулся с места. Стоявший снаружи против окна Шольте прощально помахал перчаткой. Позади него из поредевшего уже зимнего морозного тумана выплыла, словно призрак, борода отца Ивана. Он широко перекрестил уезжающих.

Докторша плакала, вытирая морщинистые глазки сбившимся в жгут мокрым платком. Ольга, расчистив место перед окном, стала на нем и поманила рукой Миру.

Перрон и последние толпившиеся на нем люди отползли в серую муть, снова промелькнул обгоревший остов элеватора, но когда поезд вышел в степь, яркий луч взошедшего солнца пробил облачный настил и заиграл на льдистым, накатанном шоссе.

— Смотри, смотри, Всеволод, — крикнула Ольга от окна, — Кладовщик учхоза катит. И лошади учхозные. Я их помню. Мешков-то, мешков сколько на воз навалил! Всю кладовую, наверное, очистил…

Заинтересованный Брянцев тоже пробрался к окну, стал позади Ольги и обнял ее за плечо. Он узнал и другую подводу, двигавшуюся шагом сзади кладовщика. Там, на возу, хозяйственно восседал «подземельный человек», Андрей Иванович рядом с укутанной с головой в серую шаль супругой. В задке тачанки, из-под плетеных корзин, вероятно, вмещавших в себе кур, торчало свиное рыло, а меж задними колесами мотала головой сытая, с увесистым выменем корова.