Бесцельно слоняясь по великокняжескому дворцу, Ваня оказался перед палатой Фёдора Мишурина. Оглядевшись по сторонам, приоткрыл дверь и заглянул: внутрь. Дьяк сидел за столом и что-то быстро писал, Весь стол его был завален грамотами. Фёдор Михайлович поднял голову и, увидев гостя, улыбнулся:
— Великий князь пожаловал меня своим посещением. Какие дела привели ко мне?
Дьяк легко поднялся со своего места, чтобы приветствовать и усадить великого князя. Ростом он был высок, большие глаза внимательно смотрели на собеседника из-под густых тёмных бровей. Такого же цвета вьющиеся волосы резко отличались по окраске от огненно-рыжей бороды.
Ваня хотел было сказать, что зашёл к нему просто так, от нечего делать, однако он усвоил уже, что великому князю непригоже слоняться без дела, поэтому заговорил о другом.
— Хотел бы я знать, что это за грамоты у тебя на столе?
— Это монастырские грамоты. Каждый монастырь, приобретая вотчины в заклад или в закуп у детей боярских, обязан присылать выпись о том мне, твоему холопу.
— Разве монастыри не имеют права принимать эти земли? Ведомо ведь, что, вступая в монастырь, будущий инок должен внести вклад.
— Монастыри и впрямь могут приобретать вотчины по вкладам, а также покупать их. Однако великий князь должен ведать, какие именно вотчины перешли к монастырям, и по, возможности препятствовать этому. Хорошо ли будет, если обители завладеют всеми землями в государстве? Сможет ли тогда великий князь содержать войско? Чем он будет жаловать своих бояр и детей боярских? Вот почему великая княгиня Елена Васильевна, царство ей небесное, приказала монастырям без ведома государя самолично вотчин не покупать и в заклад не принимать ни у кого. О всех своих новых владениях обители должны сообщать великому князю. Если же монастырь купит вотчину или примет её в заклад без твоего, государь, ведома, то ту вотчину ты можешь отписать на себя.
— Скажи, Фёдор, а много ли ныне вотчин переходит к монастырям?
— Много, государь… Время сейчас такое… Всеми правдами и неправдами монастыри стремятся завладеть землями.
Разговор о грамотах был закончен, но Ване не хотелось покидать палату Фёдора Мишурина.
— Ныне посол ногайского князя предложил мне выкупить отъезжика Семёна Бельского. Бояре заспорили, одни хотят его казнить, другие — встретить с почётом. Скажи, Фёдор, как бы мой отец поступил?
Дьяк задумался.
— Вообще-то Семён Бельский плохой человек. Изменив своему государю, он переметнулся к Жигимонту, чтобы подвигнуть его на Русь. Когда же это Семёну не удалось, он обманул и литовского государя. Сказав, что отправляется к святым, местам в Иерусалим, отъезжик кинулся к турецкому султану Сулейману, а оттуда в Крым. И повсюду он вредил Руси.
— Выходит, его казнить следует лютой казнью?
— Не спеши, государь, казнить людей. Ныне достойных и разумных советников у тебя не так уж много. А Семёну Бельскому в уме не откажешь. Может, и стоило бы привлечь его на свою сторону.
Ване показалось, что Фёдор Мишурин чего-то не договаривает, словно боится поведать ему всё без утайки. Кого он боится? О чём умалчивает?
— Скажи, Фёдор, а много ли у нас ворогов?
— О каких ворогах ты говоришь? Есть вороги иноземные, есть отечественные. Бывают ещё тайные и явные. Много у нас ворогов.
— А как одолеть их?
— Одолевают ворогов по-разному. Одних на поле брани мечом разят, других — мудростью побивают. Отец твой, покойный Василий Иванович, сам на поле брани редко с ворогами встречался. Для этого у него надёжные воеводы были. Куда чаще Василий Иванович одолевал ворогов своей мудростью.
Каждый раз, когда Фёдор Мишурин говорил об отце, глаза Вани начинали блестеть. Ему очень хотелось походить на своего отца, о котором почти все отзывались с почтением.
— Как же можно стать мудрым, Фёдор?
— Мудрым человек становится не сразу и отнюдь не всегда. Есть люди, которые не способны стать мудрыми. Мудр тот, кто обдумывает свои слова и поступки, кто впитывает в себя мудрость книжную. Твой отец, Василий Иванович, всегда приобретал рукописи, наиредчайшие латинские и эллинские книги. Ни у одного государя нет столько рукописей.
Ваня поднялся, чтобы идти в книгохранительницу.
— Прощай, Фёдор, пойду проведаю книгчия Кира Софрония.
Дьяк почтительно склонился перед великим князем.
Проходя мимо кухни, Ваня услышал шум. Двое мужиков несли бездыханное тело поварихи Арины. Лицо её было распухшим, язык вывалился изо рта, фиолетовый рубец виднелся на шее. Следом шла толстая повариха и, всхлипывая, рассказывала:
— И что это с ней подеялось? Словно сглазил кто. Последние дни как бы не в себе была: то заплачет, то словно забудется, и тогда слова из неё не вытащишь. А давеча я послала её в погреб за маслом, она ушла и сгинула — нет её и нет. Говорю Любке: сходи, разыщи Арину-то, куда она там запропастилась? Любка побегла и тут же вернулась с воем, грит — Арина в погребе повесилась. Вот горе-то! И мальца свово, Ванятку, не пожалела, сиротой оставила.
— Рассудительная была баба, не какое-то там перекати-поле, не иначе как сглазил кто, вот разум-то и помутился….