— У меня такое дело, — сказал Кудеяр, — что я могу объявить его одному только великому хану.
Караульные сказали, что доложат Атталыку, которого хан оставил заведовать дворцом.
Атталык, молочный брат хана, сын ханской кормилицы, любимец Девлет-Гирея, услышавши, что кто-то требует свидания с ханом, велел прежде обыскать его: нет ли с ним оружия, а потом ввести на двор.
— Обыскивайте, — сказал Кудеяр, — но этого письма я не покажу вам; я отдам его самому хану, и никому больше, и вы не смеете взять его у меня.
Телохранители, обыскав Кудеяра, увидели на нем крест и сообщили Атталыку, что приехавший — какой-то гяур.
Кудеяра ввели во двор. Атталык вышел из дворца и с недоверием оглядывал Кудеяра с ног до головы.
— Кто ты? Зачем? На что тебе нужно видеть светлейшего хана? — спрашивал Атталык.
— Кто я таков и зачем приехал — не скажу ни тебе, ни визирю, а скажу одному хану. Идет дело о здравии вашего великого повелителя. Если ты меня не отправишь к хану, то будешь изменник. Тотчас дай мне свежую лошадь и провожатого довести меня до того места, где находится теперь ваш государь. Коли не веришь, боишься меня безоружного, вели заковать меня, это все равно — мне нужно видеть хана, и я тебе еще раз говорю: если ты меня не допустишь тотчас до хана, тебе худо будет.
Атталык велел дать Кудеяру свежую лошадь и нарядил десять человек провожатых, а провожавшего его до Бакчисарая табунщика задержал в ханской столице по требованию Кудеяра.
Кудеяру пришлось проехать верст пятьдесят; утром рано он был уже в ставке хана.
На берегу Альмы раскинуто множество шатров: один другого пестрее, один другого выше, а всех выше, обширнее, наряднее — шатер Девлет-Гирея: он весь из шелковой ткани, на нем ханское знамя с изображением луны.
За шатрами вельмож улицами расположены холщовые шатры разных купцов, продающих товары, преимущественно съестное. Куда хан поедет со своим двором, туда за ним едут купцы, появляется город, торговый, шумный; потом, с переходом хана, исчезает и появляется в другом месте; и так на Крымском полуострове появляются и исчезают шатерные города, пока, наконец, хан не изволит воротиться в Бакчисарай или не пойдет со своими ордами либо на москвитинов, либо на ляхов.
Накануне этого дня хан тешился охотою; вечером после охоты он пировал с вельможами, а ночь проводил с одною из своих жен.
Еще хан покоится сном, а Кудеяр настойчиво требует, чтобы его допустили к хану. Капуджи-баши, хранитель дверей ханского шатра, говорит ему: "Нельзя будить хана", а Кудеяр стоит на своем: "Если не разбудите, хан разгневается; дело очень важное!"
Капуджи-баши сообщил об этом евнуху; евнух пожимал плечами, разводил руками и вопросительно смотрел на Кудеяра, а Кудеяр говорил:
— Тотчас разбудите хана, дело важное!
Ханский шатер разделялся на три покоя. Первый покой — обширная столовая, где хан пирует; второй — диванная, где хан толкует о делах с мурзами; третий — спальня.
Евнух вошел в спальню, разбудил хана и увел красавицу задним ходом в гаремный шатер, находившийся рядом с ханским. Хан омылся розовой водой, обулся в шитые жемчугом сапоги, надел халат, перепоясался саблею, накрыл голову бараньей шапкой с брильянтовым пером, расчесал клочковатую, окрашенную бороду, прочитал наскоро намаз и вошел в столовую.
— Приведите его сюда, — сказал хан.
Кудеяр вошел в столовую, поклонился до земли и произнес:
— Светлейший хан, могущественный повелитель! Лиходеи хотят тебя извести и на твой престол возвести Тохтамыш-Гирея. Вот письмо его.
Девлет-Гирей устремил свои выпуклые глаза на письмо. Морщины внимания покрыли его лоб и к концу чтения заменились выражением свирепой злобы.
— Это письмо к Алай-Казы, — сказал хан. — Еще кто с ним против меня?
— Мурзы Акмамбет, Алтын-Ягазы; за этих я ручаюсь, что они изменники; но у них есть соумышленники, как я слышал, другие твои мурзы.
— Сам кто ты? — спросил хан.
— Бедный русский невольник, — сказал Кудеяр.
— Вижу, — сказал хан, — что ты мне доносишь правду; письмо ясно это доказывает. Сам Бог тебя послал. С этих пор волею нашею ты уже не невольник, а мой первый друг, мой избавитель. Как тебя зовут?
— Юрий Кудеяр.
— Как и где ты попал в неволю?
— Я, — сказал Кудеяр, — послан был царским воеводою для разговора в турецкую крепость на Днепр, а меня турки не по правде схватили, много лет мучили в тюрьме, а потом продали твоему мурзе Акмамбету.
— Ты страдал тяжело, — сказал хан, — но будешь награжден щедро. Все суета, все прах перед добродетелью, а ты добродетелен.
Хан приказал созвать всех мурз, бывших в стане, глянул на них сурово и сказал: