Куда жить

ГИД — Владимир Львович, что из этой истории смогут извлечь в практическом плане наши читатели? Не подмашину же бросаться, чтобы потом бросить пить и курить?

— Не под машину бросаться, а в жизнь. В новую жизнь. Бросаться умело… Случай Арсения — грубый образец шокотерапии судьбы. Лучше этого не дожидаться.

Меня, я уже рассказал, по башке, верней, по душе оглохшей ударил внезапный уход из жизни отца…

— Какие шоки мы можем устраивать себе сами?

— Есть хорошая восточная рекомендация: не можешь убить — не бей, не можешь победить — не грози.

Один злостный никотиноман из подобных мне, тоже человек пишущий, рассказал горестную историю попытки самодеятельного лечебного шока.

Табачный плен вредил ему уже по-серьезному, не по-минздравски. Уже сжимались и не желали разжиматься обратно артерии ног. И сосуды мозга тоже начинали дурить в явной связи… Не говоря о самоуважении.

Не покупал сигарет — открывалась ужасная стрельба, унизительная. Добирал, все равно добирал дозу, да как громоздко. Прятал от себя деньги, свои же деньги. Отдавал жене с повелением: «Не давай, даже если буду требовать с кулаками». С кулаками не требовал, но воровал — свои же деньги у самого себя, добирал, добирал…

Бывало, держался час против нормы, держался и другой молодцом. Час третий — уже похуже. На четвертый — сломя голову… Непоследовательно, рывками все делал.

Однажды с отчаяния отправился в глухую дальнюю сторожку, в тайгу. Попросил друга-вертолетчика: забросить и улететь. Обратно забрать через пять месяцев.

Полная отрезанность. Одиночество. С ружьем, с рукописью, с запасом продуктов, с приемником, с книгами…

Со всем, кроме сигарет.

Хватило выдержки только на полторы недели.

Первым делом от ломки сбежал сон, испарился — как не было… Ни читать, ни писать, ни радио слушать, ни охотиться — ничего, только покурить, покурить…

А потом начали разрываться извилины, полезло уже сумасшествие в натуральную величину.

В полубессознательном состоянии покидал в рюкзак, как попало, что смог, ружье за спину — и через тайгу хом… К дому, к дому, к той, самой первой, спасительной…

Пер днем и ночью, незнамо как… После первой сразу пришел в себя и сразу — страшная слабость. Обморок.

Отключка — недолгая и понятная…

А потом страшная депрессия. Многомесячная. Хотя и дымил, насыщался до предела и выше. Депрессию, именно такую, и называют справедливо душевной. От ужаса самобеспомощности. От поражения. От сознания рабства.

— Ошибка, — уговаривал я — переоценка своих возможностей, недооценка противника… Но еще не самая главная ошибка. А главная вот: вы имеете глупость лишать себя уважения за свои ошибки. Вы неблагодарны своим поражениям. Раскачиваете парадоксальность. Лишаетесь внутренней почвы: себя не поддерживаете, а только бьете и бьете дальше, загоняете глубже… Ошибка считать опыт поражения только опытом поражения.

Ошибка считать ошибку только ошибкой…

— Не надо, не надо лить на меня, доктор, бальзамы ваших утешений, не надо. Не хватило мужества перетерпеть… только перетерпеть… Сознание вкрутую сварилось… О подсознании ничего не знаю, а сознание предало, предало!.. Ничего в мозгах не оставило, кроме проклятого табачища… Всем завладел, все на себя свернул…

— А я считаю ваш опыт подвигом, да, да, настоящим. Вы просто недоучли кое-какие технические детали.

Забыли, например, попросить своего товарища-вертолетчика перед отлетом назад приковать вас к печке железной цепью. А для подстраховки еще оторвать руки, ноги, а главное, голову — чтобы переждать невменяемость…

— Так что ж, по вашему, мне в психушку надо было добровольно укладываться? Серьезно, а, доктор?..

— При такой сильной, девяти-десятибалльной, по моей шкале, сцепке с Агентом Зависимости нужно было, во-первых, предварительно потренироваться месяца три-четыре в постепенном снижении доз и ограниченных во времени недлительных воздержаниях.

А во-вторых — после консультации с медиком-психотерапевтом, хорошо знающим лекарственную психофармакологию — захватить с собой надежный запас антидепрессантов и транквилизаторов, проверенно помогающих именно вам. С продуманной заранее схемой приема и графиком плавного сбавления доз — так, чтобы одна зависимость не просто заменилась другой, хрен редьки не слаще, — а чтобы лекарственная зависимость послужила лишь временным перекатным буфером — мостиком к освобождению…

— В этой буферной зависимости — «перекатной» тоже интересное слово — и заключена сущность общения человека с врачом?

— И с лекарством, и с врачом, и с психологом. И с учителем, и с начальством. И с родителем, и с ребенком…

— С родителем и с ребенком?!..