Куда вы денетесь…

(Приятный женский голос) — Встречаемся завтра в восемь.

(Я) — Это смотря зачем.

(Приятный женский голос) — Я насчет синтезатора… Ой, извините.

Она отключается. Жаль. Бегу домой — первый за год с лишним раз, когда я действительно рискую опоздать. Первый за год с лишним раз, когда исчезло все, к чему уже привык за этот год с лишним — снег, холод, тучи, — исчезли. Я уже успел забыть, как это — не зябнуть. Интересно знать, связаны ли эти два события между собой?

Вбегаю в новый, построенный по довольно идиотскому проекту дом — согласно этому проекту, например, третий, боковой, лифт открывается прямиком в мою квартиру. Но эти лифты пока хотя бы действуют. За что уважаю. На больших круглых часах на кухне — ровно час дня. Что-то не то. На телефоне — одиннадцать с четвертью. Где не так? Хватаю сумку, выскакиваю обратно.

Опять телефон.

— Да?

— Скажи, ты сегодня очень занят?

Это еще что за новости? Нет, и телефон, и голос знакомые, но что ей-то сейчас надо?

— Ты не насчет синтезатора? — интересуюсь я.

Собеседница подвисает.

— Ладно, смотри. У меня еще два адреса в двух разных концах Москвы — и я весь твой.

— Я буду ждать здесь, — произносит она и отключается.

Блин, логика. Где «здесь»? А-а, понятно, где. У меня на экране телефона карта и адрес. Прекрасно. Похоже, какое-то кафе.

Большой холл давно построенного, но так и не использованного по назначению торгового центра. Нуждается в отделке, уборке и дизайне, но в принципе можно было бы и приобрести, были бы деньги. Странная группа людей.

Пять человек, одетых в черные костюмы, стоят — руки за спину, ноги на ширине плеч — полукругом. Два человека — в джинсах, куртках и кроссовках — сидят на стульях спинами к полукругу. И еще один… Ба, да это же я. Да, так вот, я расхаживаю перед этими двумя. Я настроен вещать и ораторствовать, спасайся кто может.

— Итак, господа. Давайте проясним. Вы — посредники. Стало быть, вы находитесь где-то между торговцами и потребителями надежды.

— Это не запрещено, — быстро говорит один из них, тот, что в наглухо застегнутой красной куртке.

— Правильно. Строго говоря, противозаконно сейчас поступаем мы, — я обвожу охранников взглядом, — Но я предпочел бы, чтобы это осталось между нами и готов принести вам свои самые искренние извинения. К сожалению, вы оба проигнорировали мое приглашение без объяснения причин, поэтому нам и пришлось… Впрочем, у вас, наверное, есть вопросы?

— Что вам нужно? — спрашивает первый.

— Не торопитесь. Вы ведь тоже употребляете ее, не так ли?

Они переглядываются.

— Отвечать необязательно. Я предлагаю бросить вам это дело. Вы можете и дальше торговать, но сами — ну не надо вам это, — тут я делаю брезгливое лицо, — ни к чему оно вам.

— Это все, чего вы хотите? — прорезается второй, в белой расстегнутой куртке и клетчатой рубашке.

— Да. Разумеется, если вы дадите нам списки курьеров и клиентов — или и тех и других, — это будет совсем хорошо, но, — я поднимаю руки, — только по желанию.

— А если нет? — это опять первый.

— Вы, кажется, не понимаете, что происходит. Решать будете вы. Я предлагаю вам, — тут я похлопываю по плечу второго, обходя их сбоку, — стать свидетелями.

— А сейчас мы кто? — спрашивает первый, а второй просто смотрит на меня снизу вверх.

Я улыбаюсь, встаю позади них, кладу руки на спинки пластиковых стульев и наклоняюсь вперед, оказываясь между ними.

— Сейчас вы, господа, квалифицируетесь в качестве потерпевших. Я попробую вам объяснить, — я выпрямляюсь и обхожу их вокруг, — Смотрите. У нас есть организм, так? Он, этот организм, вырабатывает некую весьма важную субстанцию. А потом он вдруг начинает получать эту субстанцию извне. Что у нас получается? У нас получается избыток этой субстанции и, во избежание передозировки, наш организм перестает эту субстанцию вырабатывать. Так? Так. И что же произойдет с организмом тогда, когда у него эту важную, я бы сказал — жизненно необходимую субстанцию внезапно отнимут?

Оба молчат. Охранники переглядываются.

— В конце концов, господа, эксперимент вы можете поставить сами. И лучше сделать это как можно раньше.

За прошедшие год с небольшим наш суетливый мирок изрядно потерял в темпе, выцвел, да и вообще — поистрепался как-то. Цвета потускнели, а о звуках даже и говорить-то не хочется, чтобы лишний раз не бередить… Но сейчас я слышу каждый свой шаг, я слышу чужие шаги, я слышу голоса людей, шум машин и ветра — как при включенном диктофоне. Мне становится страшно.

Я нахожу строение, выбранное Мариной в качестве места нашей встречи, нахожу выбранный ею столик, за которым она и сидит — но чего-то очень важного я не нахожу.

— Привет, — говорю я и сажусь за столик.