— Тут мы живем. Отсюда мы пришли. А вот здесь… А вот здесь… — Таня обвела пальцем верхнее полукружье. — Тут мало людей. Совсем нет никаких линий. Мы хотим нарисовать весь круг. Берег моря. Оленек. Таймыр. Мы пришли сюда, чтобы сделать карту.
— Карту? — удивился старик. — Зачем?
Этот первобытный старец, оказывается, знал, что такое карта.
Он поперхнулся горьким древесным дымом.
— Вы опоздали! Вы думаете, у нас, у якутов, нет карты? Наши старики давно такую карту составили.
Теперь настало время изумиться Тане. Откуда у якутов карта, что они могут знать, как она делается?
— Есть у нас карта! У старейшины Данилова. Там наш мир показан. Где мы живем…
— Ты правду говоришь? Я хочу видеть Данилова.
— Племя ушло далеко.
— Пусть твои родичи придут назад. Русский начальник никому не позволит обидеть оленекцев. Поезжай, скажи им.
Иван молчал.
— Если не можешь ехать, покажи дорогу. Я поеду.
— Ты? Одна?
— Могу не одна. Возьму с собой матрозов.
— Нет, нет, не надо матрозов. Женщине старейшина Данилов поверит. Русским мужикам — нет… Спирт дашь?
— Да. И табак. И новую трубку.
Старик мысленно обратился к мудрой деве Сыринай. Губы его шевелились — тонкие, сухие, окрашенные старческой синевой. Дева Сыринай ничего не имела против этой молодой женщины. Чем уж так улестил ее Иван, сказать трудно. Может быть, нашел какое-то хитрое словечко.
Ладно, дорогу на стойбище покажет. Завтра с утра запряжет в нарты оленей. Но поедут только вдвоем. А спирт пускай Таня несет сейчас. Табак — потом. Спирт — теперь.
О своем желании поехать в дальнее стойбище туземцев Таня сказала Василию.
— Подумай, что ты говоришь? Что ты знаешь об этих людях?
— Мне больно видеть пустые дома. Пусть вернутся.
— Они кочевники.
— Но зимой они живут в селении. А выходит так, что мы их согнали… Они боятся нас.
Голосом, не допускающим возражений, Прончищев отчеканил:
— Ни-ку-да я те-бя не пу-щу. Ты поняла?
— Да, — сказала Таня.
Ранним утром, легонько ступая, Таня покинула судно.
Весь долгий путь, а он продолжался часа три, Иван молчал. Размышлял, верно ли поступил, что взял с собой женщину. А что, как Данилов осерчает?
Нет, Иван сразу не привезет Таню в стойбище. Он сначала сам поговорит со старейшиной. И если тот пожелает…
Вдали завиднелись островерхие чумы.
— Сойди и жди меня, — приказал старик.
Таня ждала долго. Продрогла на ветру. А, будь что будет! И решительно направилась к стойбищу.
У первого же чума Таня подошла к двум девочкам. Те испуганно полезли в островерхое жилище.
К Тане подходили мужчины, женщины в оленьих одеждах. Это было на удивление смешное общество — русские, якуты, тунгусы…
Невысокий мужик, подстриженный в кружок, мял широкую русскую бороду.
— Здравствуй! — Таня развязала узелок. Расстелила холстинку на земле. Взорам оленекцев предстали разноцветные бусы, ожерелья из бисера, ленты, оловянные пуговицы, глиняные свистульки.
Из толпы вынырнул Иван.
— Это старейшина Данилов, — сказал он. — Он хочет тебя слушать.
— Здравствуйте! Я пришла сказать: возвращайтесь в селение. Мужчины получат топоры, ружья, порох, табак.
— Ты кто? — спросил русобородый.
— Жена русского начальника. Вы боитесь чумы? На корабле нет чумы. У вас поживем одну зиму.
Таня с трудом подбирала якутские слова.
— Я голодна. Хочу есть.
— Пойдем.
Русобородый откинул полог своего чума. Таня уселась на шкуре белого медведя. Дым разъедал глаза. Мужик хлопотал у огня, разведенного посреди жилища. Не очень-то он был разговорчив. Изредка поглядывал на молодую русскую женщину красноватыми от пламени глазами.
Поев жареной оленины, Таня сказала, что хочет спать.
Старейшина оставил ее одну. Таня услышала голос Ивана:
— Она поела?
— Я ей дал мяса.
Когда Таня вылезла из чума, в стойбище царила тишина. Рядом — озеро. Полярные гуси отлетали на юг. Стайка белых куропаток кружилась над пустынной тундрой, не ведая об иных гнездовьях. По свежему насту — пока спала, выпал снежок — петляли запутанные, точно крестом вышитые, следы тундровой мыши. Морская чайка, похожая на выхлоп из пушки, упала вниз. Отчаянно пища, отяжелев от добычи, ринулась на середку озера. Меж моренных камней Таня увидела двух гусенят. Они не могли подняться на крылья. Таня наклонилась над птицами. Взяла в руки, завернула в платок.
Вернулась в чум, перевязала птицам лапки, стала ждать, что будет дальше. Наконец ее окликнул старик Иван:
— Русская женщина, выходи. Обратно поедем!
Таня уселась в нарты. Старик взмахнул длинным прутом.
— Иван, они вернутся? — спросила Таня.
— Вернутся. Скоро вернутся.
Таня засмеялась:
— А я гусенят нашла. Смотри!
Старик по-своему откликнулся:
— Табак теперь давай много.
…Еще издали Таня увидела бегущих навстречу матросов. Впереди несся боцман Медведев.
— Таа-атьяна Фе-е-до-оровна-а!
Подбежав ближе, радостно сорвал меховую шапку.
— Дозвольте, я вас на руках понесу.
— Зачем же на руках? У меня выезд свой.
— Да знали бы вы, что с господином лейтенантом делается…
КОГДА ПРОСЫПАЕТСЯ СЕМЕЧКО МАКА
Записи командира дубель-шлюпки в вахтенном журнале.