Тане интересно слушать бывших гардемаринов. Как малые ребята, распотешились. Дмитрий щеки надул: «В рей, грот, фал!» Кого это он? Ах, да, был у них такой грозный шкипер. «Как ставите весла, раз-з-зявы?» Видать по всему, боевой был шкипер. Василий вспоминает сержанта Евского, как учил школяров строжайшей солдатской науке: «Брюхо дано солдату и матрозу не затем, чтобы есть от брюха. А брюхо дано солдату и матрозу, чтобы ползти на нем к вражеским апрошам…»
Покорители оцеануса глациалиуса! Кто им годы их даст, а ведь под тридцать…
Уйдут скоро. А что ей остается? Ждать.
Как говорила одна знакомая старушка: «Хоть кинься во птицы воздушный, хоть в синее море рыбой пойди…»
— Одна я несчастная.
Лаптев поворачивается к ней:
— Что так, Татьяна Федоровна?
— Я от тоски умру.
Прончищев притягивает к себе Таню:
— Вернусь же, вернусь скоро. Ей-богу! Хоть ты, Дмитрий, словечко за меня замолви.
— И замолвлю. Мне знаете что сказал Фархварсон, когда прощались? О Прончищеве, между прочим. «Вернется из экспедиции — заберу его в академию. Пусть навигацию читает». Быть вам скоро, Татьяна Федоровна, женою профессорскою!
В голосе Тани детская жалоба:
— С вами хочу! Дмитрий, вы адъютант Беринга. Одно ваше слово…
Лаптев зажигает сигару. Какая, однако, сила в этой молодой женщине! Еще в Твери Дмитрий восхитился ее дерзким, ни на что не похожим поступком, небрежением к осуждающей людской молве. И эта стойкость в дороге. Но то, что она сейчас просит…
— Татьяна Федоровна, не в моих возможностях вам помочь.
Возвращаясь на постоялый двор, Дмитрий говорит:
— Что, Семен, скажешь?
— Любовь…
— Ты считаешь, единственно лишь любовь ею руководит?
— Что же еще может оторвать барышню от дома пойти в Сибирь? А вот поди ж ты…
— Характер!
— Я не книгочей, ты знаешь. Но кое-что читал. Особливо из рыцарской жизни. Кавалеры, дамы. Ристалища. Любовь. Татьяна… бесовская девка! Вши, грязь, руготня матрозская, неустройство — все нипочем! Я бы взял ее будь моя власть.
— Ты бы взял. Да ты не Беринг.
— Я не Беринг… — вздыхает Семен.
НОЧНОЙ ВИЗИТ
Всю дорогу от Твери до Якутска Витус Беринг с небольшой группой помощников ехал впереди экспедиции.
В городах, на почтовых станах, в таежных заброшенных острогах подготавливал начальников к приходу сотен людей. Когда еще такое было! Заботился о ночлеге, провианте, лошадях, подводах, лодках, барках.
В поле его энергии самые ленивые и сонные тетери из приказных чиновников исполняли команды и поручения.
Молва опережала Беринга.
Не князь едет, не граф, не барон — витязь!
Дорогу витязю!
По существу, экспедиция еще не приступила к главному своему делу. Суда девять месяцев, как новорожденные, будут расти на якутских и охотских стапелях. Но даже то, что сделано, уже есть основательное открытие Сибири.
В Якутске Беринг пишет репорт в столицу.
У репорта длинное название:
«Табель, показующая расстояние русскими верстами до городов и знатных мест, через которые имели путь в экспедиции. И где шли сухим путем, реками и где какие обретаются народы и меж ими сколько находится русского жилища».
Расстояние от места до места. От Тобольска. От Москвы. От Санкт-Петербурга. Названия населенных пунктов, румбы. Где какие «природные жители».
Впервые Сибирь от Тобольска до дальних восточных ее пределов обретала географическую точность.
Главное же впереди. Берег Америки. Дорога к Таймыру. Северный морской путь.
Был поздний вечер. Беринг мало спал. После полуночи ложился, на зорьке уже на ногах.
Беринг зовет адъютанта, вручает запечатанный пакет.
— Завтра же фельдъегерской почтой в столицу.
— Слушаюсь.
Дмитрий Лаптев застыл на пороге.
— Что еще?
— Господин командор, к вам жена лейтенанта Прончищева.
— Проси…
Молодая русоволосая женщина. Черный платок сбит на плечи. Открытый взгляд.
— Ваше превосходительство… — Голос у Тани дрожит.
Беринг наливает из кувшина стакан воды.
— Выпейте. Успокойтесь.
Как сказать? Как убедить…
— Я слушаю вас, Татьяна Федоровна. Что с вами? Отчего такая тревога?
— Дайте разрешение пойти с Прончищевым дальше…
— На «Якутске»?
— Я ни о чем никогда вас не просила.
Откуда вдруг у нее взялась твердость в голосе?
— Вы все знаете. Я ушла из дома. Родители меня не благословили. Мой поступок был подсказан единственно лишь сердцем. Не говорите про флотский устав. Он мне известен. Я буду полезной на судне. Я рисую. Я сделаю виды Таймыра. Кроме устава, есть милосердие. От вашего приговора зависит моя жизнь.
Тридцать лет служит Беринг на флоте. Подобной просьбы не знает. Сколько мольбы в глазах этой женщины!
Это не блажь, нет.
— Татьяна Федоровна, ваша просьба так внезапна. — Беринг неловко улыбается. — Вы перекрыли мне все пути к отступлению. Говорю это как человек военный…
— За вами Адмиралтейство, Сенат, императрица Анна Иоанновна.
— За мной устав, — говорит Беринг устало.
Как, однако, время летит. Жена Прончищева… Того юного калужанина со щербатыми зубами. Да, да… Он тогда только что из Навигацкой школы приехал в Санкт-Петербург. Целая жизнь прошла.
— Теперь ночь, Татьяна Федоровна. Я подумаю. Я потом скажу свое решение.