Куда светит Солнце. Поэмы и пьесы

Роман в стихах о невозвратном.

В качестве действующего лица — крупный чиновник немецкого провинциального городка, судья и дворянин Зигфрид фон Фейхтванген, злодей, душегуб сорока пяти лет, но уже старик. XIX век, остальное вы поймете сами…

Зюгфрид страдал от головного недуга, ночами он часто не спал, а если сон брал свое, то его непрестанно мучили кошмары. Так продолжалось много лет, и бессонница, тревожность взяли своё — они истощили старика, сделав его рохлей. Да-да, старой рохлей, развалиной. Всю жизнь этот человек имел невероятную энергию, которая, конечно, выливалась не в благие дела, а в отвратительные. А если вдруг ему было выгодно потратить энергию на благое дело, то вы прекрасно знаете, чем вымощена дорога туда, куда и не надо называть, все знают куда та ведет.

Судопроизводство утомляло его больше, чем занудные коллеги. Скука, мигрень, больная спина сделали и без того раздражительного человека вспыльчивого и раздражительного, но в одну ночь, всё это ушло в какой-то густой туман и Зигфрид почувствовал приближение своей кончины. Он стал грустным, он стал задумывать о прошлом, чего никогда не делал. Прошлое, как и вся скверна по его вине, его то и не интересовала, пусть хоть весь мир треснет по полам, угрызения совести его ни чуть не мучило, но до этой ночи. В эту ночь что-то зашевелилось в его груди, к горлу подступил комок, и работа совершенно не шла, он, судья, благородный муж, голубая кровей наиголубейшей крови, отодвинул документы в сторону, чего прежде никогда не делал. Он сделал над собой усилие, но заснул, что было потом… а вот что было до этого.

Кабинет Зигфрида.

Зигфрид поначалу не спит, на столе горит свеча, открыта счётная книга, документы стоят в стороне, хозяин дубового стола задумчиво смотрит на огонь, его мучают головные боли. Он одинок и немощен, но грозен и опасен, не осторожный взгляд, слово, всё помнит он, этот судебный гад, эта змея, в обличье судьи. Зигфрид любит власть, и если у него ее отнять, то старик непременно сойдет с ума, он тронется и умрет, раньше, чем его замучает недуг.

Зигфрид:

— Благо для других

Сокрыто столь полно

В поступках окрылённых,

Их действие настолько велико,

Что мне противно целиком оно.

Зигфрид всегда ненавидел законы, они мешали ему судить. Молодым, а больше старым, он полюбил деньги. Заработок, взятки, обогащение всецело поработили его, и вряд ли сыскался бы такой наглец, своим скряжничеством попытавшийся перебороть Зигфрида, имеющего секретные сбережения, дома, дворцы, плантации, суды, о да! Суды, свои карманные суды и военных, и чего только не имел старик через своих поверенных лиц. И он, будучи человеком не глупым, понимал, что смерть лишит его всего, и он ревновал свое богатство к смерти.

Не выгодно добро,

Оно мне и не ведомо,

Когда ни роста, ни процента ни дано,

И ни за жалость, ни за милосердие,

Наживы не имея — я не приложу усердия.

Что чернь мне? Что мне нищий смерд?

Я повелитель, я земной Гефест!

Кую я славу и богатство самого себя,

Без молота и без огня.

Не отступлюсь я от своих предубеждений,

Не отрекусь я от своих и преступлений,

Но то секрет,

Он скрыт от всех,

И лишь единственный кошмар

Такую жуть агонии и страх нагнал,

Что позабыл, когда последний раз я спал.

Но спустя время боли его отпускают и он засыпает в кресле. Ему снится всё тот же кошмар, который одолевает его уже на протяжении нескольких месяцев, ему снится ад. Ад, как покажется с первого раза, довольно милый, но увы, хочу разочаровать читателя, ад в который погрузился Зигфрид — настоящий, там вонь, там нечем дышать, там мука и страдание для каждого своё, и это не школьная скамья с хулиганами за спиной, которых ты сторонишься в коридорах, там настоящие истязатели душ, профессионалы своего дела.

Ад.

На вратах ада написано "Каждому своё".

Наверное, ад придумал какой-то промышленник.

Из-за ворот поют песню. Уныние грех.

Уныние:

— …Я жил пастухом,

Пастухом и умру.

Хотел я от мира отнять

Уж больше того,

Что мне мир может дать.

Я жил пастухом, пастухом и умру,

Я стадо пасу и нет сил на борьбу…

Горит лава, горит небо, черти водят хоровод вокруг Зигфрида. Им весело, они наслаждаются забавой, для них душа — игра, круглый мяч, предмет, им дела нет до боли и страданий людей, они понимают только свои, собственные проблемы, но тем они и сродни людям, бессердечные и жестокие.

Хор чертей:

— Вопи от слёз наш милый спутник,

Долой надежды уходящий миг,

Варись в сегодняшнем и настоящем,

Ведь ты, богов молящий,

Ты — мерзостный преступник!

Чего ж от ласки нашей так поник?

Вопи и радуйся, как прежде,

Страстей твоих нам хватит за глаза,

Ты рваной и гнилой одежде

Будь рад, пусть с щёк твоих бежит слеза.

Тобой порок повелевает,

А нами лишь злой рок,

Покуда твари божьи умирают,

Наш непрерывен род.

Раздастся гром, и молния сверкнёт,

В чертогах ада мёртв твой Зевс, Аид тебя лишь ждёт.

Вулкан из жерла лаву извергает,

Истлевший телом пепел изрыгает,

И мерзкий чорт, учуяв грешников, в окрестностях снуёт.

Им веры нет — они поистине особые лжецы,

Они утешат словом нежным, а сами носят хворост и топят пламенем котлы.

Здесь тела нет, лишь образ тела,