Она рассмеялась.
– Я выросла в аризонской клоаке, и мама мне всю жизнь твердила, какая я красавица и что мне надо стать моделью или актрисой. Она мне даже на солнце играть не разрешала – в Аризоне-то! – чтобы кожу не испортить. Как будто у меня ничего, кроме симпатичной мордашки, нет. – Брен повернулась ко мне, и я увидел, насколько у нее умные глаза, хотя, надо признаться, на действительно очень красивом лице. – Но и ладно, она стала билетом, по которому я смогла оттуда уехать. Но и в Голливуде все точно так же. Все считают, что я не более чем инженю, очередная банальная красотка. Но я-то знаю, как все на самом деле. И раз уж я решила доказать, что у меня есть и мозги, и если, условно говоря, мне хочется играть на солнышке, то мне надо найти проект, который засветится. Мне кажется, что в роли режиссера этого добиться будет проще. Все дело в контроле. Я, похоже, все хочу контролировать.
– Да, хотя что-то не удается, как ни старайся.
Брен устремила взгляд к темному горизонту, зарыла босые пальцы ног в песок.
– Знаю, – тихонько ответила она. А потом повернулась ко мне. – Мне жаль, что с твоей девушкой так вышло. Ее звали Мия, да?
Я поперхнулся вином. Услышать это имя в тот момент я никак не ожидал.
– Извини. Просто я спросила у Брук о тебе, и она рассказала вашу историю. Она не сплетничала. Но она же была в больнице и знает, что произошло.
Сердце хотело вырваться у меня из груди. Я смог лишь кивнуть.
– Когда мне было семь лет, от нас ушел отец. Самое страшное событие в моей жизни, – продолжала Брен. – Так что я представляю себе, что значит потеря такого значимого человека.
Я снова кивнул и отпил большой глоток.
– Сочувствую, – выдавил я.
Брен легонько кивнула.
– Но они хотя бы умерли все вместе. Ну, в какой-то мере это благословение. Я бы точно не хотела очнуться, если бы вся моя семья погибла.
Вино полилось у меня изо рта и носа. Я не сразу смог отдышаться и обрести дар речи. Но потом я сказал Брен, что Мия не умерла. Что она выжила и полностью восстановилась.
Брен смотрела на меня в таком ужасе, что я начал жалеть ее больше себя самого.
– О боже! Адам, это просто кошмарно. Значит, я ошиблась. Брук сказала, что больше о Мие ни слова не слышала, ну, и я бы то же самое подумала. «Падающая звезда» пропала с горизонта, а потом вышел «Косвенный ущерб», и в текстах столько боли, столько говорится о злости и предательстве, о покинутости…
– Да, – ответил я.
Брен смотрела на меня, а в ее зеленых глазах отражался лунный свет. Я понял, что она обо всем догадалась и без моих объяснений. И испытал огромное облегчение от того, что не придется все это пересказывать.
– Ох, Адам. Так, наверное, в каком-то смысле даже хуже?
Когда Брен это сказала, произнесла вслух ту мысль, которая меня иногда, к моему нескончаемому стыду, посещала, я в нее немножечко влюбился. И решил, что этого достаточно. Что это понимание без слов и зародившееся чувство к Брен расцветет когда-нибудь такой же всеохватывающей любовью, которую я некогда испытывал к Мие.
В тот же вечер я поехал к ней домой. Всю весну я катался к ней на съемочные площадки в Ванкувере, Чикаго, Будапеште. Я хватался за любой повод вырваться из Орегона, уехать от той неловкости, которая подобно толстому стеклу, как в аквариуме, встала между мной и остальной группой. Летом Брен вернулась в Лос-Анджелес и предложила мне переехать в ее дом в Голливуде.
– У меня там есть еще и гостевой домик, который вообще никак не используется – можем оборудовать там тебе студию.
Перспектива уехать из Орегона, подальше от группы, подальше от прошлого, и начать все сначала, в светлом доме со множеством окон, совместное будущее с Брен – в тот момент казалось, что именно это мне и нужно.
И так я стал половинкой в паре знаменитостей. Теперь нас с Брен фотографируют, даже когда мы заняты какими-то повседневными делами, например, покупаем кофе в Старбаксе или гуляем по парку Раньон Каньон.
Я должен бы быть счастлив. И благодарен. Но я никак не могу отделаться от ощущения, что моя слава не имеет ко мне никакого отношения; она принадлежит кому-то другому. «Косвенный ущерб» написан кровью Мии на моих руках, а именно он вывел нас в чарты. А популярен я стал, когда начал встречаться с Брен, так что это скорее связано не с музыкой, которую я пишу, а с девушкой, с которой я живу.
Что же до девушки – она отличная. Любой убьет за такую, с гордостью сделает ей ребенка.
Только между нами с самого начала, даже на той стадии, когда хотелось быть вместе постоянно, как будто бы стояла какая-то невидимая стена. Сначала я пытался ее разрушить, но даже чтобы пустить по ней небольшую трещину, требовались неимоверные усилия. И я от этого устал. Я стал искать оправдания сложившейся ситуации. «Просто таковы взрослые отношения. Такова любовь человека с боевыми шрамами».