Куда кого посеяла жизнь

Когда она вернулась, то начала разговор первой. «Вы знаете, Андрей, я много лет ждала этого вопроса – кто я на самом деле. За эти предыдущие четверть века, я как-то привыкла к тому, что все вокруг меня нормально, что я постоянно делаю добро людям, они это понимают и благодарны мне за это. И я абсолютно уверена, что никогда не причиню зла ни окружающим людям, ни этой стране, приютившей меня, которую меня с детства учили ненавидеть, по разным причинам. Возможно, – та ненависть могла бы стать причиной каких-либо многих моих неправильных действий, даже злодеяний, направленных против этой страны, но, к счастью, – не стала. Видимо была на то Божья воля, или что-то другое, неизвестное мне, но это так. Все эти годы, пока я ношу имя Надежда (настоящее мое имя –Зося,Зосия), я носила его с гордостью, чувствовала его своим, старалась не запятнать его, не только каким-то неправильным действием, а даже –его (действия)– тенью. Оно вело меня по жизни, и, если бы настоящая Надя Михайлюк, познакомилась с моей жизнью, по каждой её секунде, под её именем, думаю, – она осталась бы – довольна. Я не знаю, что с ней стало, но все время чувствую перед ней необъяснимую вину, хотя от меня в то время – ничего не зависело, а тем более- я не могла что-то изменить, да – и не старалась, так как была наполнена заложенной в меня ненавистью». «Пусть она простит меня сразу и за все….» – с болью в голосе проговорила она и продолжила….

Она рассказала все, что знала из того, чего не было в документах, подготовленных для её поездки за границу, и с которыми Андрей был знаком.

Рассказала, как в сороковом году, когда мама была на курсах повышения квалификации, её завербовали немецкие спецслужбы. Она была грамотным опытным специалистом-железнодорожником, владела многими языками, в том числе – немецким и русским, но главное, чем склонили её немцы к сотрудничеству – было обещание помочь вызволить её мужа из советского плена, а также – прозрачный намек на то, что скоро с ненавистной советской властью, будет покончено и – навсегда. Мама сама рассказала ей об этом, но уже гораздо позже, когда они в Киеве получили документы на имя Михайлюк Анны и Нади, а потом – были эвакуированы в Куйбышев. Честно призналась, что в то время, она искренне ненавидела всё советское, в том числе и окружающих их людей.

Рассказала, как работала в госпитале в Кинеле, а мама – на железнодорожной станции. Что и как там мама делала и с кем работала, – Зося не знала. Мама специально не посвящала её в свои тайны, в целях безопасности.

Рассказала и о том, как маму убили. Хотя официально было сообщено, что её ограбил и убил какой-то бандит, Зося – не верила этому. Скорее всего, её убили «свои», может быть за невыполнение какого-нибудь приказа. Неизвестно. Как она (Зося), стала бояться, что скоро придет и её очередь, на расправу, – поэтому попросила главврача госпиталя отпустить её или помочь перебраться в другое место, без всякой огласки. Спасибо ему, он все сделал, чтобы она перебралась сюда, в Алгу, в эвакогоспиталь, который возглавлял его бывший сокурсник.

Призналась и в том, как еще в Кинеле, после гибели мамы и случая с обгоревшим сержантом –танкистом, все в её душе перевернулось. Она как бы прозрела и начала понимать, –кто в этом мире – Люди, а кто- Нелюди, где её друзья, и где враги, и по какую сторону фронта, –её место. А когда поняла, что мое место здесь, среди этих родных мне людей – так здесь и осталась. Ну, а дальше, Андрей, вы, наверное, все знаете, – завершила она свой рассказ. «Я только всегда боялась, что меня разыщут те, прежние хозяева мамы, но, к счастью, – пришли вы» – добавила она.

Несколько минут они сидели молча. Андрей, переживший за время их разговора, две такие разные жизни одновременно, почувствовавший, как звенящей тоской защемило сердце, а Надя (Зося), – с благодарностью ко всему миру, за то, что помог ей сбросить с себя этот тяжелый груз, который давил на неё все эти годы.

Потом Андрей достал из портфеля еще один конверт и вынул из него три фотографии. «Посмотрите, Надежда Михайловна, – сказал он, – вы кого-то из этих людей знаете?». Внимательно посмотрев фото, на котором был снят мужчина в форме советского офицера, в немецкой форме и в гражданском костюме, она сказала: «Это один и тот же человек на всех фото. Не знаю кто он. Я его видела единственный раз, когда он в Киеве, на какой-то квартире, вручал нам документы. Мама называла его – Отто, и неоднократно говорила тогда и после, – что он –страшный человек».