«Что – еще и Железный крест можно получить, посмертно? – зло усмехнулась Анна, так после того апокалипсиса, который вы мне приказываете устроить здесь, на станции, мне даже деревянный крест будет ни к чему!». И добавила: «Я – не стану этого делать. Подрывайте те поезда в пути, бомбите их с воздуха, делайте, что хотите, но сжигать себя я не буду! Так и передайте вашим (нашим) хозяевам!».
«Понимаю тебя – сказал мужчина, – но приказ есть приказ, и ты его завтра выполнишь! Хочу тебе просто напомнить, что идет война, сейчас пришло время «Пик», а в такое время, приказы тем более не обсуждаются, последствия тебе известны. Прощай, Анна, не могу сказать: «До свидания, но ты должна суметь это сделать!», – и он стремительно двинулся к пешеходному мосту через пути.
Запрограммированного кошмара не случилось. Через день, в скверике возле вокзала, было обнаружено тело Анны. У неё было перерезано горло. Документы, часы, кошелек – исчезли. Какой-то бандит подкараулил её после ночной смены, убил и ограбил, или ограбил – а потом – убил. Такое определение вынесли проводящие следствие специалисты. Убийцу – не нашли….
Анна Ивановна Михайлюк, была убита во второй раз. И оба раза её убили немцы. В первый раз – расстреляли, во второй раз – зарезали. Причем, если в первый раз, она «восстала» из расстрельной ямы, то во второй раз ушла безвозвратно; – кто её «породил», те её и убили.
Глава седьмая
Война была рядом. Немецкие войска рвались к Волге, пытались овладеть Сталинградом. В ходе ожесточенных боев, как в огромной мясорубке, перемалывались полки, дивизии, армии. Заволжские госпитали беспрерывно принимали раненых. Госпиталь в Кинеле, расширился почти в три раза. Надя (Зося) целую неделю, подряд не была дома, не было кому заменить. Так случилось, что еще в начале той недели, не стало мамы. Руководство станции связалось главврачом госпиталя, с просьбой передать медсестре Наде Михайлюк, о том, что случилось с её мамой, но главврач уговорил начальника станции, не сообщать об этом молодой девушке, хотя бы некоторое время, чтобы не сделать ей еще хуже. Она и так ежедневно видит смерть здесь, в госпитале, видит этих покалеченных войной молодых ребят, её сверстников и находится в постоянном стрессе, поэтому лучше поставить её перед фактом, но позже. Так и порешили. Станция организовала похороны. Анну похоронили достойно, как героя, погибшего от рук врагов и – жизнь продолжалась.
Но. Начальник станции, опасаясь, что бандиты могут нагрянуть и на квартиру к Наде, приказал перевезти её и мамины вещи, в госпиталь и попросил главврача, не только помочь Наде с жильем, но и не выпускать её с охраняемой территории госпиталя, по крайней мере – пока, и объяснил главврачу ситуацию. Отработав неделю подряд, Надя собралась ехать домой. Старшая медсестра сказала, пусть она задержится, её хочет видеть главврач. Когда Надя зашла к нему, майор – сообщил: «Надя, ты уже привыкла за время работы в госпитале, к почти ежедневным летальным исходам. Этим тебя уже не удивишь и не напугаешь. Но вот пришло неприятное для тебя лично, известие. Погибла твоя мама. Шла с работы на рассвете и какие-то бандиты ограбили и убили её. Руководство станции взяло на себя все хлопоты по похоронам, и все уже прошло, как надо. Маму похоронили с соответствующими почестями. Убийцу или убийц, пока не нашли. Тебе не стали сразу говорить, просто пожалели, боялись, что тебе плохо будет. Прости, дочка. Вещи ваши привезли сюда, поживешь пока с коллегами –медсестрами. Скоро нам обещают новое место под госпиталь, потом и разберемся, где ты будешь жить дальше».
Надя, как-то сжавшись, сидела и слушала начальника, а подспудно чувствовала, что маму загубил не какой-то местный мелкий бандит, с целью ограбления. Здесь кроется что-то другое. Мама была сильная, тренированная и обученная самообороне, женщина. Справиться с одним нападавшим мужчиной – для неё не было бы проблемой, а на такие мелкие дела бандиты группами не ходят. Значит, она, скорее всего, знала того потенциального убийцу, потому и подпустила его к себе. Наверняка – это был кто-то из тех, кто работал вместе с ней, но не на советскую власть. Понятно, – правду о том, что случилось и почему, вряд ли кто узнает, но все-таки – вряд ли это был обычный разбой.