Куда идем мы…

Но Псих опять не обиделся, не нахмурился и не улыбнулся. Он просто сказал:

— Посидишь с мое под камнем — научишься себя контролировать. Все, валите.

Охранник как-то странно хмыкнул.

Снятие печати прошло без малейших проблем. Четвертый сначала было засомневался — хватит ли у него сил скинуть эту каменную плиту. Но стоило ему лишь коснуться гранита — плита сама поднялась в воздух, где благополучно растаяла.

Спустившись к подножью, они с охранником увидели, что Псих уже выбрался наружу. Тело у демона оказалось вполне человечьим, даже без хвоста. Покрыто все той же короткой рыжей шерстью, не без того, но в виду абсолютной наготы это было даже кстати. Портил будущего спутника Четвертого только рост — демон был не выше полутора метров и, думается, едва доставал монаху до плеча.

Освобожденный узник стоял к ним спиной и гладил опустившую голову лошадь, что-то нашептывая ей на ухо.

Охранник опять хмыкнул, и произнес:

— Вот сразу видать — профессионал. Что, Псих, старая любовь не ржавеет?

Тут Четвертый наконец-то понял, почему Психа назвали Психом.

Обезьян скользнул к охраннику как капля ртути. Никто не успел и моргнуть, как он уже держал бывшего стража за горло и страшно-нежным шепотом говорил:

— Или извинения, или перерождение. Ты меня знаешь, мне плевать. Десять секунд. Девять…

Десяти секунд не потребовалась — охранник сразу начал биться, как выброженная на берег рыба и полузадушенно кричать:

— Извини! Извини, правда! Бес попутал! Не хотел!

Псих удовлетворенно кивнул, отпустил горло и отступил на пару шагов.

Побагровевший охранник оглядел их безумными вытаращенными глазами, махнул рукой, открыл портал:

— Все, передача состоялась, я сваливаю! Придурки! И только попробуйте в хижине что-нибудь тронуть — засужу!

Будущие спутники остались одни.

Псих молча подошел к лошади, снял с нее хуржин, повесил себе на плечо и кивнул монаху на седло — садись, мол. Тот привычным движением угнездился на спине у лошади.

Псих пристально посмотрел на чувствующего себя неловко монаха, пожевал губами, совершенно по-обезьяньи вытянул их в трубочку, кивнул каким-то своим мыслям и сказал:

— Я буду звать тебя Босс.

Монах не нашелся, что ответить, только смутился. Впрочем, в общении с Психом это становилось у него привычкой.

А обезьян продолжал пристально его разглядывать. Прошла минута, потом вторая… Четвертому хотелось провалиться сквозь землю, но конь мешал. Наконец, трехсотуровневый хай открыл рот:

— Группу так и не додумаешься кинуть, да? Обязательно просить надо? Мне штанские бафы сейчас совсем не помешают. Чтобы ты знал — я калека, Босс. Натуральный билдовый калека. Уровень остался, но толку от него… Сначала Желтошапочные по всем абилкам и умениям как серпом прошлись, а смена класса все окончательно доломала. На пилюлю для пересборки мы с тобой в ближайшее столетие не заработаем, только прокачкой править. Даже представления не имею — когда я это все хотя бы в относительный порядок приведу.

Он подошел к дыре, из которой недавно торчало его лицо, и зачем-то попинал края — но не зло, а скорее меланхолично. Потом вернулся обратно и спросил, глядя снизу вверх.

— Я так понимаю, порталами тебя не протащить? А то порталы у меня всех видов остались.

Четвертый, сидя на коне, виновато покачал головой.

— Император сказал, что с момента старта квеста все порталы для меня закрыты. Тупо не сработают. Вас это не касается, а я только ногами, максимум — маунт. И то не каждый.

Демон покивал — не то услышанным словам, не то своим мыслям. Потом встряхнулся совершенно по-собачьи, подошел и решительно взял коня под уздцы.

— Ладно, все! Мы будем жить теперь по-новому. Ну что, Босс — пошли?

— Пошли.

— Куда?

Монах опять пожал плечами:

— На запад.

* * *

Шли молча. Псих разговоров не начинал, Четвертый тоже не лез беседовать — вышедшему на свободу после такого срока надо дать прийти в себя. В последнее время юноша полюбил размышлять, и сейчас предавался мыслям о том, что у него самого после 250-летней отсидки мозги, наверное, совсем бы набекрень встали, а Псих еще неплохо держится.

Путь в молчании продолжался минут, наверное, двадцать, потом Псих неожиданно встал столбом, прислушиваясь. Потом кивнул и наставительным тоном сказал:

— Тигр! Шмотки!

— Почему шмотки? — не понял Четвертый.

— Потому что мне цвет нравится. — непонятно объяснил демон и выдернул у себя из уха иголку. Затолкал указательный палец в рот, чмокнув, выдернул и воздел его вверх, определяя направление ветра. Потом кивнул и начал махать иголкой против ветра. С каждым взмахом иголка росла и вскоре превратилась в железный посох с двумя золотыми кольцами на концах.

— Ну здравствуй, брателло! — Псих нежно погладил этого близкого родственника лома. Четвертый был готов поклясться, что у обезьяна слезы на глазах выступили. — Живой, брат. Работаешь.

После чего весело подмигнул монаху и сказал:

— А теперь проверим Провокацию.

— В смысле? — не понял тот.

— В смысле тигра заагрить. — пояснил демон, и, не дожидаясь следующих вопросов, издал страшный рев.

После чего вновь встал сусликом, прислушиваясь, и удовлетворенно кивнул:

— Работает. Бежит, родимый.