– Вот что, молодой да ранний. Уговорил. Шанс твой отнимать не буду, хотя и была мысль кого поопытней на это дело поставить. Но ладно, пусть будет по-честному: твоя идея – тебе и воплощать. На банкете тебя посадят рядом с демонами. Как хочешь уговаривай их зятя моего заровнять – но чтобы уговорил!
Если уговоришь – благодарностью не обижу. Гонорарий постарайся удержать в размере пятисот золотых. Сторгуешься на меньшее – разницу положишь себе в карман. Заплатишь больше – тогда и моя итоговая благодарность тебе будет уже не столь велика и запредельна, понятно?
Я на пиру за тобой приглядывать буду. Сразу предупреждаю – если увижу, что ты задание проваливаешь – отзову тебя от клиентов, а к ним другую «наседку» подошлю, поопытнее. Все понял?
– Да, ваше сиятельство, – поклонился Эразм. – Я все понял.
– Ну а раз понял – иди, думай, как демонов охмурять будешь. Свободен, Миазм!
Глава тридцать девятая. Чита. Шилкинский район
Вечером на пиру Четвертый сидел на почетном месте рядом с мэром. Городской голова подробно расспрашивал его о дороге, о дорожных приключениях, но больше всего, разумеется – о своей ненаглядной доченьке. Четвертый в очередной раз пересказывал все в мельчайших деталях, при этом постоянно поглядывая в дальний угол зала. В данный момент его занимали вовсе не вопросы мэра, а исключительно развлечения спутников.
Жир и Тот никаких почестей не удостоились, но, с другой стороны, хорошо, что их вообще пригласили. В Чите, как и в других крупных городах, по-прежнему плотно контролируемых людьми, процветала сегрегация в стиле «С собаками и демонами вход запрещен». Поэтому никаких других демонов за столом не было и быть не могло – сплошь гомо сапиенсы. Свин и сом были посажены в дальнем углу, и в соседях у них был не мэр, а сплошь самые незначительные личности, самые мелкие чиновники вроде утренней канцелярской крысы, заверявшей подорожную.
Крыса, впрочем, оказался пролетарским интернационалистом. Все остальные соседи демонов за столом брезгливо отсели подальше, а кому места не хватило, молчали, надувшись как мышь на крупу.
И только крыса, представившаяся Эразмом, щебетала не умолкая. Эразм соседством нимало не смущался, и вообще оказался парнем донельзя компанейским и беспрестанно травил анекдоты про баб под повизгивающий хохот Жира.
Веселились, естественно, не на сухую. Пяти минут не прошло – и Эразм уже разлил по рюмкам, предложив опрокинуть за знакомство.
Тот рюмку демонстративно отодвинул, пояснив:
– Мы, монахи не пьем водку, потому что мы монахи.
А вот Жир, наоборот, очень даже охотно опрокинул в себя полста грамм, легкомысленно махнув рукой товарищу:
– Ой, Тот, да ладно тебе. Пьянство и обжорство – грех небольшой. Этот грех Босс отмолит, он все равно днями напролет молится. А такую закуску грешно есть помимо водки.
И действительно – на угощение мэр Читы не поскупился. От обилия выставленных блюд у столов ножки подкашивались. И если Тот предпочитал специально приготовленные для монахов растительные салатики и крупяные заедки, то Жир никакой сортировки не проводил. Свин ел все подряд – от порезанного ломтями хлеба до жареных колбасок, все метал в свою огромную пасть, как уголь в топку паровоза. Слугам уже дважды приходилось доставлять новые блюда на опустевший край стола, уже дважды, и судя по всему, подобный фокус им придется проворачивать еще не один раз.
Двадцать минут и шесть стопок спустя Жир и Эразм были уже лучшими друзьями. Юный чиновник так искренне завидовал приключениям свиноида, о которых тот охотно рассказывал, и трогательно сокрушался о своей судьбе – мол, с этой бумажной работой глядишь, скоро и молодость пройдет, а вспомнить-то и нечего будет! Так жизнь и утечет с шелестом бумаг и стуком печати.
– Как бы я хотел жить так, как вы! Драться с врагами, иметь цель, спасать человечество. За это… За это ничего отдать не жалко! Понимаете, Жир, офис, он… Он выедает из человека самое важное – время! – жаловался он. – Мы все, в общем-то, понимаем, что занимаемся никому не нужной ерундой, неуклюжей имитацией якобы деятельности. Понимаем – и продолжаем ходить в офис. Потому что жить-то надо! И получается что? Получается – мы откупаемся своей жизнью! Расплачиваемся своими годами! А за что? За что мы платим такую цену? За возможность кушать, снимать угол, покупать одежду и напиваться в пятницу и субботу? В воскресенье отдыхать, потому что три дня пить никакого здоровья не хватит, а в понедельник опять трусить в офис?
Жир, разумеется, принял в судьбе собеседника живейшее участие. Опрокинув очередную стопку и отправив по пищеводу следом за водочкой пяток маринованных грибов, он, чавкая, сказал:
– Это ты правильно говоришь, мелкий. Твоя теперешняя работа – говно! Мало того, что платят копейки, так, небось, еще и прокачка никакая?