Я бросился бежать и в несколько прыжков взлетел по лестнице на свой этаж. Дверь моей квартиры была распахнута настежь и висела на одной петле, замок выломан. Зрелище было настолько ошеломляющим, что я даже не сразу поверил, что это случилось со мной. Не может быть, чтобы это была моя квартира, думал я; должно быть, я по ошибке попал не в свой дом или поднялся не на свой этаж. Они — кем бы они ни были — постарались на славу, не оставив мне ровным счетом ничего. Выбив оба окна, они вышвырнули на улицу кровать, столы, стулья, одежду, кастрюли и сковороды, мою старую теннисную ракетку, которой я не пользовался уже бог знает сколько времени, чековую книжку, банковские извещения, документы о разводе, продукты из холодильника, банные полотенца, половички, подушки, компакт-диски, бутылочки с моющими средствами, стереопроигрыватель, носки и прочий никчемный хлам — спутник никчемной жизни.
Я заглянул в стенной шкаф. Он был пуст — не было даже «плечиков». Пусто было и под раковиной. Пустота и тишина окружили меня — только в углу негромко подсвистывал радиатор парового отопления. Без мебели, без половиков, квартира выглядела откровенно грязной, крошечной и жалкой, словно крысиная нора — такой, какой она и была на самом деле.
В качестве извращенной шутки налетчики все же оставили мне одну вещь — половую щетку, небрежно прислоненную к стене в гостиной. Несколько секунд я тупо смотрел на нее, потом медленно подошел к окну и выглянул наружу. Мои вещи были разбросаны внизу на тротуаре; часть попала в водосточный желоб. Все, что не разбилось при падении и попало на проезжую часть, было раздавлено тарахтящими и коптящими доставочными грузовичками, которые обслуживали наш район.
На стене в спальне, над тем местом, где стояла моя кровать, была какая-то надпись, сделанная краской из аэрозольного баллончика. Двухфутовой величины неровные буквы гласили: «ДАЙ МНЕ ТО, ЧТО Я ХОЧУ!»
Это стало последней соломинкой. Не в силах больше сдерживаться, я упал на колени. Положение казалось безвыходным.
— Их никто не видел, — раздался за моей спиной чей-то голос. Я обернулся. Это был наш добрейший горе-управляющий. В руках он держал пачку конвертов. — Видели, что их было двое, вот и все…
— Белые или черные?
— Я же сказал: их никто не видел. — Управляющий оглядел голые стены. — Я вызвал полицию, но кто знает, когда они приедут!..
Он протянул мне конверты:
— Ваш почтовый ящик тоже взломали. Вы ждете какого-нибудь письма?
Я покачал головой, все еще оглушенный случившимся.
— Вы… — Управляющий внимательно посмотрел на меня, словно надеялся понять суть проблемы по моему виду. — Вы, наверное, знаете, почему они к вам вломились… Знаете, кто это может быть. А полиция непременно начнет задавать вопросы… — Он печально покачал головой, как человек, который на своем веку видел и тела со вскрытыми венами в ванных, и вдов, успевших наполовину мумифицироваться в своих одиноких постелях, и подожженные кухни, и бесчувственных пьяниц на испачканных рвотой и кровью ступенях. — Я не знаю, кто из вас прав — вы или они, не знаю, чем вы могли кого-то рассердить, не знаю, вернутся эти люди или нет. Но…
— Я понимаю, что вы имеете в виду, — сказал я.
— Поэтому я принес вашу почту, на случай если…
— На случай если я вдруг решу на время отсюда исчезнуть?
— Вы совершенно правы.
— Я заплачу за дверь, за окна и за остальное.
Управляющий кивнул и сказал по обыкновению негромко и доброжелательно:
— Почему бы вам не исчезнуть прямо сейчас, мистер Уайет? Нам лишние проблемы ни к чему. В этом доме живут мирные, спокойные люди.
— Но я не…
— Копы, наверное, уже в пути, мистер Уайет. И они обязательно захотят задать вам несколько вопросов.
Я взял у него конверты, сунул в карман куртки и спустился вниз. На улице я увидел, как какой-то мужчина поднял с земли рамку с фотографией улыбающегося Тимоти в бейсбольной форме и с битой на плече.
— Отдай сейчас же, — сказал я. — Это мой сын.
— Отвали, козел.
— Но это мои вещи! — крикнул я.
— Были твои вещи!..
— Верни фотографию!
Он попытался разорвать снимок вместе с рамкой, и я схватил с земли увесистую, крепкую палку. Еще недавно это была ножка моего кухонного стола.
— Можешь забрать все, — сказал я, показывая на груду одежды, обуви, кухонных табуреток и прочего, — только отдай мне фотографию сына.
— Эй, брось-ка палку.
— Нет, — сказал я.
— Я не отдам тебе эту гребаную фотографию твоего гребаного сына, потому что…
Труп Хершела на тракторе, необъяснимое поведение Джея, полуподпольное шоу Элисон — я вдруг почувствовал, до чего мне все это осточертело, и взмахнул ножкой от стола. Удар этой импровизированной дубинки пришелся моему противнику в плечо, и он зычно взревел от ярости и боли:
— Я убью тебя, придурок!!!
— Не убьешь! — прорычал я в ответ, забыв на мгновение, что для драки у меня нет ни опыта, ни особенной силы. — Это я буду лупить тебя по голове, пока ты не вернешь мне фотографию. Ну как, готов?… — Я взмахнул ножкой стола, как бейсбольной битой. — Хочешь по башке, сволочь?! Готов?!