15 марта 1939 года. Президент Гаха подписывает договор о включении Чехии под названием Протекторат Богемии и Моравии в состав Третьего рейха, сохраняя при этом свой пост главы страны. В 6 часов утра части венгерской армии начинают оккупацию Закарпатья, никаких объявлений по этому поводу не делается.
Английское правительство получило точные сведения о предстоящих событиях еще за четыре дня. Поэтому реакция Великобритании была спокойной и очень дружелюбной по отношению к «агрессору». Она выражена в речи британского премьера Чемберлена: «Словацкий парламент объявил Словакию самостоятельной. Эта декларация кладет конец внутреннему распаду государства, границы которого мы намеревались гарантировать. И правительство его величества не может поэтому считать себя связанным этим обязательством».[363] Иными словами, никакого нарушения Мюнхенского договора нет. Чехословакия распалась сама собой. Ну и слава богу!
В этот же день посол Великобритании Гендерсон передает ноту германскому правительству: «Правительство его величества не имеет намерения вмешиваться в дела, в которых могут быть непосредственно заинтересованы правительства других стран…».[364]
Никакого неудовольствия Англия не выражает, а из нагромождения витиеватых фраз видно лишь желание соблюсти приличия. Значит, пока все идет по согласованному сценарию.
16 марта 1939 года. Гитлер откликается на просьбу словаков взять их под защиту, но никакого договора с ними пока не заключает. Атмосфера неясности, словно туманом, покрывает ключевые для западной дипломатии моменты: присоединение Словакии и Закарпатской Украины.
17 марта 1939 года. Германское правительство специальной нотой известило весь мир об установлении протектората над Богемией и Моравией. Туман, окутывавший действия Германии, начинал рассеиваться — Гитлер присоединил только Чехию. Словакия пока не имела с Германией никакого договора, кроме устного заявления фюрера о взятии славян под защиту. С Закарпатской Украиной вообще творилось что-то непонятное: вступление войск, бои и заявление венгерского руководства о включении этой области в свой состав. События явно сошли с подготовленной для них колеи, но целостной и ясной картины пока не было. Лидеры западного мира забеспокоились.
К утру этого дня предостережение Гитлеру приняло и официальную «дипломатическую форму». Первым принес ноту протеста посол Франции Кулондр. Немецкий дипломат Вайцзекер в этом случае повел себя вообще невероятно. Он вложил ноту обратно в конверт и отдал ее послу, сказав при этом, что не собирается принимать от него какой-либо протест касательно событий в Чехословакии. Затем вообще посоветовал месье Кулондру пересмотреть текст заявления!
Далее разыгралась сцена, которую можно было бы счесть забавной, если бы через полгода после нее не началась Вторая мировая война. Французский посол настаивал, чтобы Вайцзекер принял ноту, говоря, что он не видит оснований просить правительство о ее пересмотре. Немец же отказывался ее принимать. Тогда посол напомнил ему, что по сложившейся практике правительства держав именно таким образом доводят до других стран свое мнение. «В конце концов Вайцзекер оставил ноту на столе, сказав, что будет „относиться к ней, как к пришедшей по почте“».[365]
Следом за французом появился и посол Великобритании. С ним, разумеется, германский дипломат разговаривал иначе: и ноту взял, и в ответ не хамил. «Английское правительство заявляло, что „рассматривает события последних дней не иначе как полный отход от Мюнхенского соглашения“ и что „военные действия Германии лишены каких-либо законных оснований“».[366]
Ноту протеста Германии прислало и правительство США.
В этот момент на английского премьера Чемберлена сошло озарение. В своей речи в Бирмингеме он фактически отказался от собственных слов двухдневной давности.[367] Жители Британии и всего мира (речь транслировалась по радио) могли услышать, как руководитель великой державы буквально на ходу дал противоположную оценку имевшему место два дня назад исчезновению Чехословакии.