Кто твой враг

В войну Jazzkeller [28]служил бомбоубежищем. Пока четверка спускалась по отсыревшим бетонным ступенькам, о каменные стены бился негритянский блюз, омываемый волнами желтого дыма и смеха. Пробираясь сумрачными извилистыми коридорами, спотыкаясь о брошенные на пол пивные бутылки, они в конце концов вышли в битком набитое преддверие погребка.

— Почему бы тебе, — подначивал Эрнста Малкольм, — разнообразия ради не поставить нам выпивку?

— Сейчас моя очередь, — сказал Ники. Ему было стыдно. Он с тоской смотрел, как Малкольм раздраженно впихивает в брюки вечно выползавший живот. И дружественно хватил Малкольма по плечу. — А отсюда отправимся к Пег.

— Если ты не против моего общества, — сказал Малкольм.

Ники протолкался сквозь толпу и вернулся с четырьмя бутылками пива. Затем протиснулся — остальные последовали за ним — в низкую дверь, ведущую в просторный погреб. Сводчатый потолок можно было разглядеть лишь там, где изредка расступались облака сигаретного дыма. Справа от Ники уходили в бесконечную темноту длинные деревянные столы. Сквозь просветы в разъедающем глаза дыме вырисовывались головы и руки без туловищ, хватающие бутылки. Шум, едва музыка стихала, оглушал. К Ники подтолкнули какую-то девчонку — они обнялись. Вскоре девчонку, а с ней и его бутылку пива поглотила толпа. Ее место тут же заняла другая, прилипла к нему — не отдерешь — точно пластырь. Где-то над ними в ослепляющем свете лампочек в пятьсот ватт скверно играл оркестр, Ники с девчонкой вдруг вынесло в свободный от людей круг. Малкольм уже стоял там, озирался, щупал намокший пожелтевший бинт.

— Где Фрэнк? — спросил Ники.

— Ходил отлить с… — Малкольм показал на Фрэнка и Эрнста, они пробирались к ним. — А вот и они.

Огненная шевелюра Фрэнка слиплась от пота.

— Его вырвало, — сказал Эрнст. — Нам, наверное, лучше уйти.

На улице Малкольм догнал Ники.

— У Фрэнка пропал бумажник, — сказал он.

Ники обтер голову рукой.

— У Фрэнка пропал бумажник, — сказал Малкольм, — и мы с тобой знаем, кто его спер.

— Ты сбрендил. Наверняка его стибрила какая-нибудь поблядушка.

— Скажешь тоже.

— Он не крал бумажника. Не крал.Почему бы тебе не вести себя с ним по-человечески. Он не расстрелял ни твоего зейде [29], ни… Не исключено, что Эрнсту приходилось так туго, как нам с тобой и не вообразить. Оставь его в покое, а?

— Дашь его обыскать?

— Малкольм, иди к черту.

— Ставлю месячный оклад против одного доллара, что бумажник спер Эрнст.

Эрнст и Фрэнк догоняли их.

— Тронешь его хотя бы пальцем, я тебе шею сверну.

— Ага, боишься, что украл он?

— Мне-то что за дело, а?

— Вот ты мне и расскажи, что тебе за дело, а я послушаю. У него при себе финка.

— У кого?

— У человека на луне, вот у кого. Ну и ну! Не оставите ли следующий танец за мной, мамаша?

— Помни, что я сказал, — пригрозил Ники, Фрэнк и Эрнст тем временем подошли к ним.

— Нечего сказать, хороший же ты товарищ. Христосик — вот ты кто.

Ники оторвался от него, взял Фрэнка за руку.

— Как тебе, лучше?

Фрэнк, длинный, угловатый, вяло улыбнулся. И у Ники мелькнула мысль: неужели брат Фрэнка, тот, которого повесили, был таким же длинным, таким же безобидным. Надо думать, нет.

— Я оправился, — сказал Фрэнк. — Ей-ей.

— А теперь пошли к Пег. Там ты сможешь прилечь. — Ники остановил такси. — Вы поезжайте вперед. Мы за вами.

— Хочешь нас сплавить, — сказал Малкольм.

Ники втолкнул обоих в такси и, обернувшись к Эрнсту, неуверенно, смущенно улыбнулся.

— Спасибо, что присмотрел за Фрэнком, — сказал он.

Эрнст полез в карман.

— Вот. — Он вынул бумажник. — Заметил, как одна из девок свистнула его. Держи.

Ники сунул бумажник в карман.

— Давай остановим такси, — сказал он чужим, охрипшим голосом.

— Думаешь, я украл?

Ники почувствовал, что его сейчас стошнит, физически стошнит.

— Это не имеет значения.

— Имеет, — сказал Эрнст. — Очень даже имеет.

Они сели в такси.

— Если ты скажешь, что не украл, я тебе поверю, — сказал Ники.

— Малкольм — еврей, — начал Эрнст. — Вот почему…

— Ах ты, ублюдок…

— Послушай, мой отец чуть не всю войну провел в…

— Знаю, знаю. В Бельзене [30]. У всех отец…

— Но мой и правда там был.

Ники захотелось, чтобы они убрались куда подальше, оба. И Малкольм, и Эрнст. Захотелось, чтобы они убрались куда подальше вместе со своими бзиками.

— Если бы я украл бумажник, я оставил бы его себе.

— А что, если ты услышал, как Малкольм предлагал обыскать тебя? Ты был неподалеку.

— Ты ни за что не дал бы ему меня обыскать.

— Почему?

— Был уверен, что его украл я, вот почему.

— Послушай, давай забудем об этом. Ты бумажника не брал, и я извиняюсь, идет?

В особняке на Рунтгенштрассе размещались Специальные службы КНО [31]. Местные правила запрещали гостям мужского пола подниматься наверх — там находились спальни, но на три пустовавшие полуподвальные комнаты запрет не распространялся. При особняке имелись и внутренний дворик, и сад. Спальня Пег выходила в сад, и в нее можно было попасть с крыши внутреннего дворика через окно. Пег схватила Ники, повернула к себе.

— С днем рождения, малышок!