– Неужели кто-то опознал? Еще одна попытка помочь подняться с пола?
Иголкин перестал улыбаться, зажмурился и энергично потер ладонями лоб.
– Уже не попытка. Девчонка пропала. Тоже несовершеннолетняя. Почти два месяца ни слуху, ни духу.
– Это он? Баранов?
– Баранов или не Баранов – за руку не поймали. Но причастен. По сегодняшнему делу судья свой гонорар уже отработал. А вновь открывшиеся обстоятельства – это ведь убийством пахнет. Вот увидите, после перерыва отношение судьи к делу изменится. Не станет он больше под адвоката подстраиваться – побоится. – Следователь невесело усмехнулся. – В общем, суд решит, Стрельцов
После перерыва заметно воодушевившийся представитель районной прокуратуры пошел в наступление. Он попросил отложить прения сторон в связи с вновь открывшимися обстоятельствами и вернуться к опросу свидетелей. Вероятно, и судью, и защиту уже предупредили, поэтому Старопольный заявил довольно вялый протест, не встретивший у судьи сочувствия.
К судейскому столу вышел новый свидетель.
Все линии, составляющие черты лица этого немолодого, очень просто одетого мужчины, были изломаны и опущены. Морщины на лбу, уголки глаз, носогубные складки и губы словно стекали вниз, превращая лицо в смятую трагическую маску.
Зал замер и затаил дыхание. Старопольный, не отрывая глаз от свидетеля, склонился к Баранову, что-то спросил и, не дождавшись ответа, перевел взгляд на подзащитного. Наверное, Баранов не понял вопроса. Побледнев и закусив губу, он во все глаза смотрел на свидетеля.
Свидетель отвечал на вопросы прокурора. Его дочь, шестнадцатилетняя Веретенникова Наташа пропала в середине мая. Ушла из дома и не вернулась. Примерно за неделю до исчезновения дочери отец застал ее в подъезде с молодым человеком гораздо старше ее. Вечером Наташа призналась матери, что познакомилась со Славой совсем недавно, пару раз встречалась с ним в кафе и один раз ходила на дискотеку. Позднее, когда Наташа пропала, и велось следствие, соседка заявила, что видела у гастронома, как Наташа садилась в машину вместе с молодым человеком, похожим на Славу. Свидетель с тех пор, как впервые застал Славу в подъезде с дочерью, больше его не видел, но уверенно опознал в обвиняемом Баранове.
Если у свидетеля и теплилась какая-то надежда, что суд поможет найти девочку или хотя бы прольет свет на ее исчезновение, то она, конечно, улетучилась после первых же вопросов защиты. Адвокат коршуном набросился на свидетеля. Его импровизация состояла в том, что родители абсолютно не интересовались жизнью дочери, которая встречалась, с кем попало, бродила, где попало, и вела себя, как попало. Сегодня она села в машину с одним молодым человеком, завтра – с другим, и так далее. Короткие, односложные ответы растерявшегося свидетеля адвокат комментировал однозначно. Он перегибал и знал, что перегибает, чувствовал полярно изменившееся настроение притихшего зала, но продолжал терзать несчастного, раздавленного горем человека, обвиняя пропавшую девчонку в безнравственности, а родителей – в равнодушии и легкомыслии.
– Ну, сво-о-лочь! – выдохнул кто-то из задних рядов.
Судья с размаху забил абстрактный гвоздь деревянным молотком и, наконец, сделал замечание защите.
– У защиты больше нет вопросов к свидетелю, Ваша Честь.
Опрос следующего свидетеля занял не более пяти минут. Сухонькая и бойкая старушка подтвердила, что именно Баранов садился в машину с Наташей, а на вопрос Старопольного насчет зрения свидетельницы, ответила, сорвав аплодисменты зала и удар молотка:
– Тебя-то, господин хороший, насквозь вижу.
И снова короткий перерыв, после которого суд огласил решение. Отправить дело на доследование, меру пресечения для обвиняемого оставить прежней: подписка о невыезде до следующего судебного разбирательства. Кажется, такое решение устраивало и судью, и обе команды. Лишь болельщики остались разочарованы.
5
По поводу процесса я переживал недолго. По телевизору и не такое услышишь. Да еще и объяснят, что убитые, избитые, ограбленные и изнасилованные граждане и гражданки, как правило, сами виноваты. В следующий раз не будут выходить вечером из дома, не будут брать с собой крупные суммы денег, не будут красиво и привлекательно одеваться, не будут громко смеяться на улице. А те, у кого следующего раза уже не будет… ну, что ж, страна у нас большая, народу много, к каждому милиционера не приставишь. А если приставишь, так сами же взвоют.
Но окончательно забыть эпизод вершившегося в городе и стране правосудия мне не дали. В том же порядке, в каком и вовлекли: директор, следователь, адвокат.
Директор Кузьмич позвонил, чтобы похвастаться. Он изловил падлу сам, застал прямо на месте преступления: на заводской стоянке, у заднего бампера «Альфы» с заточенной спицей в руках. Злоумышленник успел нацарапать две буквы из трех, сопротивления не оказал и в содеянном покаялся, после чего был умеренно-зверски бит и уволен. Вроде бы, все банально и ожидаемо, но Кузьмич приберег сюрприз напоследок: падлой оказался Завуч.