— Кто приезжал к вам сегодня между тринадцатью и четырнадцатью часами на белой «Волге» тридцать первой модели?
— Я не понимаю, о чем вы говорите! — В голосе Крумса явственно прозвучало отчаяние.
— Что он вам привез?
Крумс молчал.
— Кто должен к вам приехать сегодня в двадцать два часа? Что эти люди должны у вас взять?
Мертвенная бледность не сходила с лица Крумса.
— Гражданин Крумс, вы арестованы. — Турецкий передал ему через стол, через Софронова, постановление об избрании в качестве меры пресечения содержание под стражей — это постановление Турецкий приготовил загодя, еще в гостинице, предвидя возможность такого оборота событий.
Крумс внимательно прочитал постановление. Перечитал еще раз. Положил на стол и тут же вновь схватил и впился в него глазами.
Турецкий терпеливо ждал. Нужно было дать ему время хоть немного освоиться с этой новой, страшной, неожиданно разверзшейся перед ним действительностью. Если продолжать допрос так же, как Турецкий его начал, вполне можно было вогнать Крумса в ступор, и тогда он будет лишь тупо смотреть, слушать и не понимать услышанного. А Турецкому не нужен был сейчас человек, раздавленный свалившейся на него катастрофой. Ему нужно было, чтобы Крумс владел собой и сумел справиться с ролью, которую Турецкий для него приготовил.
19.30.
Через два с половиной часа здесь будут Гарик и его люди.
Наконец Крумс оторвал взгляд от постановления на арест и перевел его на Турецкого. В глазах его затеплился слабый огонек надежды.
— Здесь не указана статья, по которой меня привлекают.
— Не указана, — согласился Турецкий. — Какая там появится статья — это сейчас зависит только от вас. Вы понимаете, о чем я говорю?
Крумс не ответил.
— Боюсь, Антонас Ромуальдович, вы не совсем ясно представляете, в каком положении оказались. Я помогу вам это понять. Вы, вероятно, думаете, что в постановлении будет поставлена статья 78-я. Контрабанда. От трех до десяти лет. И рассчитываете, что раз вы были не на первых ролях и раньше не имели судимости, суд определит вам наказание если не по минимуму, то и не по максимуму. Может быть, это будет и так А может — совсем по-другому.
— Как? — спросил Крумс.
— А вот как Статья 89-я или 92-я. Хищение государственного имущества в особо крупных размерах. От пяти до пятнадцати лет.
— Но я не расхищал государственное имущество! Я уже больше четырех лет не работаю на заводе!
— А раньше? — спросил Турецкий. — По этим статьям срок давности — десять лет. А может быть и совсем скверно, — продолжал он. — Статья 64-я. Измена Родине.
— Каким образом я мог изменить Родине?!
— Даже если вы считаете своей родиной Латвию, вы сейчас — гражданин России. И на вас распространяется действие всех ее законов. А каким образом… Вы знаете, для чего применяется литий?
— Я экономист, а не металлург.
— Вы шесть лет проработали на заводе. Неужели ни разу не поинтересовались?
Крумс пожал плечами:
— Я немного интересовался. Конечно. В черной металлургии. В цветной металлургии. Для получения прочных сплавов. Для научных исследований. Есть много где применяется литий.
— В том числе — и для получения трития, — подсказал Турецкий. — А тритий — горючее для водородной бомбы.
— Тритий получают из лития-6, — возразил Крумс. — А завод выпускает обыкновенный литий. Литий-7.
— Значит, вы все-таки знаете, из чего получается тритий? Немного интересовались? Тогда вы должны знать, что для превращения лития-7 в его изотоп литий-6 нужно всего лишь подвергнуть литий-7 элементарной бомбардировке нейтронами. Антонас Ромуальдович, неужели вы всерьез надеетесь убедить нас в том, что кто-то платил по триста тысяч долларов за партию лития только для того, чтобы студенты Рижского университета могли проводить научные исследования?
Упоминание о трехстах тысячах долларов повергло Крумса в смятение.
— Так вот, — продолжал Турецкий, не дождавшись ответа. — 64-я статья трактует измену Родине как деяние, среди всего прочего подрывающее обороноспособность нашей страны. И если какой-нибудь недружественный нам режим получает возможность резко повысить свой военный потенциал — а обладание ядерным оружием как раз и повышает этот потенциал, — наша обороноспособность оказывается подорванной. А действия, которые к этому привели, и караются 64-й статьей.
Турецкий помолчал и добавил:
— Лишением свободы от пяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества.
Он еще помолчал и закончил:
— Или смертной казнью.
Не меньше минуты на веранде царила мертвая тишина. Лишь слышно было, как по Речной проезжают машины да позвякивает цепь сторожевого пса.
— Вы… как это… пытаетесь меня запугать. Так.
Турецкий взорвался:
— Да на кой черт мне вас запугивать! Я просто пытаюсь вдолбить вам, что такова трактовка вашего преступления. И если на ней будет настаивать прокурор, суд не сможет не принять ее во внимание. Это что, шутки: Россия снабжает Каддафи сырьем для ядерного оружия? Вы думаете, судебные органы закроют на это глаза?
Крумс угрюмо молчал, словно замкнулся. Он будто бы постарел — сразу лет на двадцать.