Кто следующий?

На суде уже департамент юстиции возьмет на себя задачу подвести арестованных к публичному признанию своей вины. Пункты обвинения были мало доказуемы и вызывали жгучий интерес, и только публичное признание террористов могло снять беспокойство в обществе. Такое признание будет получено.

В задачи службы Лайма не входило получение этого признания, и он был благодарен Богу за это, но он соблюдал интересы государства и знал, что государство должно каким-либо образом найти рычаг, с помощью которого оно могло бы воздействовать на того или другого арестованного.

Он просидел десять минут, слушая вопросы следователя ФБР. Сандра Уолберг говорила очень мало, и ее слова не были прямыми ответами на вопросы. Юный адвокат в углу зевнул, не позаботившись даже прикрыть рот рукой. Лайм обменялся со следователем изнуренными взглядами, неловко встал из-за стола и вышел из комнаты.

В приемной здания управления делами он обнаружил своего босса Дефорда и генерального прокурора Эккерта, которые разговаривали с журналистами. Эккерт, по устоявшейся привычке политика, говорил, не сообщая почти никакой информации. У него это очень хорошо получалось; его манера высказываться была такой же безличностной, как распечатка с компьютера, а голос звучал, как у полицейского, дающего показания в суде. Это создало ему репутацию хорошего профессионала и компетентного человека; фактически он обладал обоими этими достоинствами, но в настоящий момент, пытаясь играть роль осведомленного, но сдержанного в оценках чиновника, выглядел неестественно. В свою очередь, Дефорд был дураком, но на публику ему удавалось производить впечатление информированной уверенности; он скрывал свою некомпетентность под маской секретности: безусловно, я знаю все ответы, но интересы безопасности удерживают меня от разглашения их в настоящий момент. Чтобы объяснить это, ему требовалось гораздо меньше слов.

Отвечая на вновь заданные вопросы, генеральный прокурор Эккерт монотонно произнес:

— Естественно. Они были проинформированы в присутствии адвокатов, что они имеют полное право отказаться от дачи показаний, и все, что они скажут, может и будет использовано против них, и что они имеют право на консультацию с адвокатом на протяжении всего допроса.

Лайм и Дефорд отделились от журналистов и направились к рабочему кабинету Дефорда. Поворачивая ручку двери, Дефорд сказал:

— Хотел бы я видеть, как они «раскрутят» этого чинушу. Пока им мало что удалось.

Они вошли в кабинет, и женщина за столом приветствовала их равнодушной сухой улыбкой. Лайм проследовал за Дефордом. Босс сел и начал теребить пальцами складку кожи на своей дряблой шее.

— Да, несколько часов назад мне звонил джентльмен по имени Уолберг. Это отец близнецов. Он только что прилетел в Вашингтон, Насколько я понял, он пытается увидеть своих детей, но никто не хочет с ним разговаривать.

Лайм кивнул:

— Он не может вообразить, что его дети хоть как-то замешаны в этом. Должно быть, допущена какая-то ошибка — недоразумение или подтасовка фактов. Или, возможно, они попали под влияние дурной компании. Но это не может быть их вина.

— Похоже, ты уже говорил с ним.

— Нет.

— Э-э… Я уверен, что на его месте я бы чувствовал то же самое.

— Вероятно. — Лайм думал о Сандре Уолберг. Законченная негодяйка эта девчонка; как может кто-нибудь продолжать верить в ее невиновность…

— Дэвид, мне очень жаль, но я сказал этому человеку, что ты ему все объяснишь.

— Ты сказал?

— Он… э-э… ждет тебя в твоем кабинете. Я думал, мне следует сообщить тебе… — Дефорд, поджав хвост, примирительно протянул руку ладонью вверх.

— Ты чертов дурак. — Гнев Лайма усилил выразительность этих бесцветных слов.

Он вышел из кабинета и вместо того, чтобы хлопнуть дверью, закрыл ее с легким презрительным щелчком.

Уолберг имел мрачное лицо профессионального плакальщика. Его руки и щеки были покрыты веснушками, а тонкие рыжие волосы тщательно зачесаны, прикрывая лысину. Он казался скорее печальным, чем негодующим. «Мягкий, как карандаш с маркировкой «ММ», — подумал Лайм.

— Господин Лайм, я Шейм Уолберг, я отец…

— Я знаю, кто вы, мистер Уолберг.

— Я очень признателен вам за то, что вы согласились встретиться со мной.

— Это не мое решение. — Лайм обошел вокруг своего стола, отодвинул стул и сел. — Чего вы, собственно, от меня хотите?

Уолберг глубоко вдохнул. Если бы у него была шляпа, он, наверное, вертел бы ее в руках.

— Они не позволяют мне встретиться с моими детьми.

— Боюсь, что сейчас они скорее дети правительства, мистер Уолберг Это мера предосторожности.

— Да, да, я понимаю. Они не хотят, чтобы к заключенным или от них передавались послания. Они сообщили мне об этом. Как будто они считают, что я принадлежу к лиге анархистов и террористов. Во имя Господа, господин Лайм, я клянусь…

Уолберг остановился, чтобы успокоиться. Он собрался с духом.

— Произошла ошибка, господин Лайм. Мои дети не…

— Мистер Уолберг, у меня нет времени выслушивать ваши сетования.

Эти слова обожгли Уолберга.