— Трудно сказать. Пока… В ту ночь удалась очень редкая фиксация магнитного метеорита. Скорее сгусток энергии, не вещества. Он мог начисто порушить всю электронику. Самолет потерял связь и, вероятно, управление.
Академик встал:
— Очень прошу вас доверить мне тетради.
Он вдруг снова как-то неожиданно и почти виновато улыбнулся:
— В награду получите от меня казенные полушубки, унты, шапки, все прочее. Где вы такое найдете?… В самом деле, не отпускать же вас нагишом?
— Согласен, — кивнул я.
— Ну, вот и отлично.
— Продал за дубленки.
— Да полно вам. До книги очень еще далеко.
— Ну, если мне будет все безразлично…
— Это хорошо, что не безразлично… Последняя просьба к вам. Допишите финал. Она ведь обрывается на том, что академик смотрел сумасшедшими глазами, а вид у него был ошарашенный… Точку поставьте. Люблю аккуратность… И пришлите, пожалуйста. Не забудете?
— Постараюсь.
— А теперь скажите, зачем вы поливали крышу?
— Разве непонятно?
— Между рядами стеклянных блоков проложены трубы. Надо пустить по ним горячую воду, включить систему на зимний режим.
— Я не видел таких инструкций. Да и некогда было разбираться.
— Вот оно, как без хозяина, без Романцева… Кстати, покажите вашу черную коробку. Счетчик Гейгера… Она еще там?
— Там.
— Сходим?
— Конечно.
— Давайте прямо теперь. Невмоготу сидеть на месте. Не могу… Мы спустились вниз. Она вышла навстречу, в белом фартучке.
— У меня все готово.
Из дверей кухни шла кофейная летучая дымка, воздушные облака свежего хлеба.
— Солнышко зимнее, — сказал совершенно искренне Академик, — если можно, вернутся пилоты?… Мы идем смотреть одну шкатулку. От вас ее прятали, а вы ничего не знали.
— Вот как? Возьмете меня?
— Одевайтесь, красавица. Мороз и солнце — день чудесный… — Мы взяли наши лыжи, направились на склад, чтобы Академик подобрал себе.
— Могу вам открыть большую тайну. Почему вы не нашли тут комарья. Хотите?
Он шел, хрустя по снегу твердыми шагами, как истинный хозяин.
— Хотим, — сказала она и взглянула на меня.
— Гнус не терпит, не выносит пихтовых лесов и драпает от них, куда глаза глядят. Ему в таком лесу крышка… Вы довольны?
— Где же вы были раньше? — вздохнула наша хозяюшка.
— Это что, — грустно улыбнулся Академик. — От вас укрыли еще одну страшную тайну… Птицы над вами летели с юга на север. А вы думали, на юг. Объяснить, почему?
— Я так радовалась им, — удивилась она.
— То-то и оно… Птицы летели к теплому озеру. Появилась необычная популяция уток и гусей, которых вполне устраивает незамерзающее озеро.
— Могу я спросить, — сказал я, вспоминая вдруг, что колесо «пожарника» до сих пор не подкачано. — Так много техники?… Ну, кончится ваш опыт или не нужен станет…
— Научная база очень широкой задачи…
Мы подобрали Академику лыжи, поехали в зимний, остекленный солнцем лес. Я нашел то самое, но уже обычное дерево, смахнул снег с дупла-трещины, достал черную коробку, не дававшую мне покоя столько дней. Шут бы ее побрал, она тикала, так же упрямо, как и раньше.
Академик взял ее, послушал и так и на ухо, осмотрел со всех сторон, ловким движеньем пальцев открыл в ней что-то сбоку. Щелканье прекратилось.
— Вы знаете, — сказал такой уверенный во всем Академик, — ерунда. Свихнулся при катастрофе… Подарите мне?
— Избавьте, пожалуйста.
Он кивнул и отправил эту штучку в боковой карман шубы… Но тут снова где-то затикало в мерцающем ритме. Академик в недоумении достал из кармана черную шкатулку.
— Ах, это же вертолет!
Вдали погромыхивал сверкающий на солнце вертолет.
— Надо спешить.
Академик мягко припал на лыжи, заскользил по снегу прочным, особым шагом.
Она повернулась ко мне, совсем рядом. Воткнула в снег палки, сняла рукавицы, надела на палки.
— У вас ручонки отмерзнут, — сказал я, накрывая ладонями теплые руки. Мои рукавицы я забыл на складе.
— Почему ты не открыл мне? Я царапалась к тебе ночью. Ты не спал.
— Прости, я, правда, не слышал.
Она потянула к себе мои посинелые пальцы.
— Что ты делаешь? Зачем?
— Я хочу поцеловать твои руки… Я хочу поцеловать твои руки.
Она прижалась мокрым лицом к моим ладоням:
— Ты найдешь меня в той жизни?
Грохот ветром летел над нами.
— Ты найдешь меня в той жизни?…
Грохотало невыносимо. Сквозь рев моторов Академик уже с поляны крикнул издали:
— Милые мои, пора!..
Вот и выполнил я просьбу Академика, поставил, последнюю точку. Дальше не могу. Даже самые нелепые сны сбываются. А я не верил…
Она сказала:
— Я не смогла бы тебя лишить мальчика… Тебе не жить без него…
Последняя точка. Но как мне хочется повторить на бумаге нежное родное слово, четыре буквы, имя твое…
Прости меня за это. Я его никогда никому не скажу.